Микита с отцом поднялись на новый уровень, игра в продолжение. Папа будет главным, а мальчик второстепенным персонажем. Они настроили героев и с удовольствием смотрят новую заставку, готовые к продолжению:
Если частицы (электроды) начинают проявляться только при наличии смотрящего на них человека, переходя из невидимого измерения в видимое, меняя форму существования от волны, собственно, к частице (материи), то всё существует благодаря взгляду создателя
После заставки и обзора на уровень начался стандартный приветственный блок, за которым последует приключение.
Привет!
Меня зовут Сиск. Я не страшусь страхов, я хожу и ищу, нахожу и отдаю. Мне помогает моя Хантамунта, она самая быстрая и самая смелая, хоть и гарпия. Мы хотим подарить волшебство, всем-всем! И грустным и весёлым, и маленьким и большим, всем свободным и запертым дома.
К игре, как к жизни...
Прекрасная погода, погода, как всегда, радует. Если бы я был Кимозей, то от этого прекрасного тёплого солнышка, из моей головы, из моей густой бороды и волос, точно проросли бы цветочки. Сиск, огромный обезьяноподобный мужичина, недвусмысленно напоминал божество из предыдущего уровня. Намекая, своими большими руками и плечами, на дробление челюстей, оставляя исследования и разведку ловкой гарпии Хантамунте, верной и бесстрашной своей помощнице.
— Слушай, а у неё какие способности? Это же просто птица, не чудовище никакое?
— Да! Но она ваще огонь… Смотри, я теперь летать могу, всё время. А у тебя, пап?
— Он сильный! Тут ещё какая-то «áнима» есть, что такое?
— Анима? Заклинание, как бы ты на себя набрасываешь, ну-ка, вот так… и должно что-то получиться.
Сиск засветился нимбом над головой. Его глаза закрылись, исчезая, вместе с носом и ртом, сливаясь с кожей лица.
Он ухватил себя огромными ручищами за грудь и раскрыл её в стороны, как шторки раздвинул. Мощное тело превратилось в туман, а в груди, вместо сердца, появилась его собственная копия в миниатюре. Хантамунта тут же подхватила маленького человечка своими когтистыми лапами и понесла его в небо, на верхушку огромного дерева — это обзорная позиция, первая точка, с которой нужно начертить линию игры.
— Мы за «плохих», в этот раз?
— Ну да, вроде как…
Птица поднялась в гнездо и отпустила героя. Сиск вскорабкался по «брёвнам» прутикам на край большого круглого гнезда и чуть не улетел, от порыва ветра. Хантамунта придержала его, выставляя своё крыло стеной, за его спиной. Могучий Сиск взялся руками за прочное, как сталь, перо и его дыхание перехватило ещё раз, но уже не от ветра и возможности унестись букашкой в неизвестность, а от красоты увиденного.
Что может быть проще, чем лес и горы? Но как же это красиво, и как похоже на правду, на настоящую жизнь, заполненную присутствием таких разных, таких нереальных и неестественных существ, но только на первый взгляд они кажутся нереальными. Мир укрепился, иллюзия стала правдоподобной и естественной, совсем настоящей, с Сиском и Хантамунтой в ней.
Папа глянул на сына, вопросительно и радостно, подбадривая и без того разгорячённого мальчишку.
— Вместе?
— Ага, я запускаю стрим…
Гарпия издала мерзкий неприятный вопль и поднялась в воздух, отталкиваясь крыльями, зависая на месте, над гднездом. Сиск «снял» с себя áниму и прыгнул вниз, вместе с дымом и туманом появившимся вокруг него. Хантамунта бросилась следом.
В полёте Сиск обрёл свой прежний вид и вернулся в базовое состояние нерушимой скалы, в теле человекоподобной обезьяны или обезьяноподобного человека (смотря как взглянуть). Гарпия сложила крылья вдоль тела и падала, пока не раскрылась, грациозно ударяясь крыльями о воздух, ложась на поток, чтобы не удариться о землю. Снова мерзкий и протяжный вопль хищной птицы. Сиск просто шандарахнулся о землю всей своей величиной, поднимая с земли пыль и разбивая её на трещины, в том месте где приземлился.
Жёлтое плато сухой ровной земли с камнями, перед началом густого зелёного ковра, у леса. Мир изменился, вот теперь это совершенно новый уровень. Осела пыль и откатились камушки. Гарпия по-хозяйски кружила над головой, во всю свою ширину. Сиск стряхнул с себя пыль, поднял с земли камушек и бросил его в птицу. Гарпия крякнула, и возмущённо заклокотала, почти как индюк. Сиск, полукуборем, полубегом, отправился к лесу, не понимая: удобнее ему идти, как человеку, или бежать, как горилла, на четырёх лапах. Время пути. Время неизвестного.
Чем внимательнее Сиск смотрел на деревья в лесу, тем реальнее они представали… Всё очень-очень настоящее, до самых мельчайших деталей. Ни Хантамунта, ни Сиск не замечали, что мир, с другой стороны, там, куда не направлены их чувства и зрение, полностью пуст и плосок, но это никак не мешало ему быть настоящим, ведь они проживают его прямо сейчас.
Герой и его верная гарпия погрузились в лес, растворяя землю и поляну за спиной. Нужно идти, сквозь всю его густоту и реальность, чтобы добраться до гор. Тут совсем другой свет — не такой, как был на островах, не такой, как на высоте. Даже сам воздух здесь, в этом лесу, густой и наполненный жизнью, наполненный тайнами, сквозь которые нужно пройти незаметно.
Хантамунта взглянула на мир иначе: сквозь кроны деревьев и ветви, сквозь листья, сверху, всё воспринимается по-другому, целый новый мир, в этом изобилии природы. Гарпия вписалась. Меняя угол зрения, не только предмет восприятия выглядит иначе, но и ты меняешься, меняется отношение к увиденному, другие чувства, другие выводы… А вот Сиск не вписывался — он решил двигаться по-человечески и «джунгли» оказались не слишком гостеприимными для него. Ему понадобилось больше времени, чтобы понять лес и адаптироваться. Управление главным персонажем сложнее.
Как только Сиск освоился и начал получать удовольствие от перемещения в лесу, стал испытывать наслаждение от игры, Хантамунта крякнула на него с высоты, чтобы он осадил и двигался тише. Впереди кто-то есть. Впереди что-то происходит.
Реки, реки, хоровод, тянется ручьём народ. Друг за другом, в светлых платьях, сёстры крутятся и братья.
Сиск подполз к ближайшему крупному дереву и прижался к его корням. Он с азартом искал взглядом Хантамунту — что там? Хантамунта прыгала по веткам вперёд, как курочка, иногда подквакивая и подкрякивая сама себе, уже не обращая внимания на затаившегося напарника. Ничего не слышно, совсем никакого шума нет, нет голосов или рыка. Кто же там?
Деревья мельчают. Перед просветом похожим на поляну очень много кустарника. Хантамунта застыла на ветке. Сиск тихонько подполз ближе.
Руки подняты над головой, приплясывая, приседая, подгибая колени и вращаясь на ходу, люди закрутились в живую пульсирующую спираль. Это Танец! Они танцуют, но кто это? Что они тут делают? Поляна оживает движением и энергией, единым человеческим порывом. Фигуры тянутся из леса, с противоположной стороны, и выходя на поляну начинают танцевать, поддаваясь общему ритму. Сколько их и откуда именно они идут не видно, но они уже сделали пару витков по широкой окружности и постепенно приближаются к центру. В центре дрожит воздух, как при сильной жаре, не разобрать — какое-то яркое мутное пятно.
Как они двигаются, так одинаково, ведь никакой музыки и пения нет? В лесу почти полная тишина, не слышно даже топота и шороха от шагов этой толпы людей. Вообще не понятно кто это такие, они очень разные. Разного возраста, разного телосложения и, вообще, вида. Их объединяет только этот танец жизни и одежда. По пришествии на поляну их одеяние преобразуется и становится… обычной светлой тряпкой — что-то среднее между платьем и мешком. Молчание, такое уверенное и спокойное движение, такое наполненное, такое… грустное, танец не весёлый — это последний танец!
Хантамунта крякнула и быстренько спикировала назад к Сиску.
— Что там? — поинтересовался человек, прихватывая птичку горильей лапой, чтобы та снова не упорхнула.
— Там толпа людей. Ритуал какой-то, но пока вообще не понятно.
— Давай-ка я выскочу туда и глянем что будет!
— Оружия у них нет, они вообще… умирают.
— Умирают? Это как? Они там просто умирают?
— Нет, они как раз очень живые, но… какое-то всё странное, надо подождать. Там что-то происходит, и на поляне есть артефакт, что ли…
— Хочешь его забрать?
— Думаю да, накинь аниму, вместе посмотрим. Сиск исполнил заклинание, уменьшился, и они поднялись на ветку, понаблюдать, к чему весь этот танец.
Поляна расцвела, в лесу даже стало чуточку светлее. Люди продолжали кружиться к центру, постепенно сужая спираль. Артефакт обрёл вполне ясные очертания.
— Горшок? — тоооненьким голоском пискнул человечек, сидя на ветке.
— Оо, смотри, смотри, — ответила гарпия. Не до горшка сейчас.
Люди начали исчезать. Несколько танцующих в самом начале, просто растворились, исчезли, оставляя свою пустую одежду в воздухе, на секунду. Затем, хаотичным образом, по всем кругам, то замирая, то возносясь над землёй или как будто проваливаясь под неё, исчезли остальные. Танец стал обрывистым, замедлился, подёргался несколькими десятками последних людей и застыл в молчании, в тишине разбросанного светлого тряпья на земле.
Горшочек, стоящий на большом валуне в центре поляны, заполнился маленькими тускло светящимися стёклышками, разного цвета и яркости, и мутные, и прозрачные, почти одного размера — по камешку за душу. На поляну вышел человек с корягой в руках, в медвежьей шкуре и набедренной повязке. Открытая медвежья пасть лежала у него на голове, а нижняя челюсть, ещё какие-то клыки и палки болтались на нитках, на широкой волосатой его груди.
Колдун двигался тем же маршрутом, что и кружились люди — это значительно удлиняло его путь до артефакта, до горшка.
— Это наш шанс, — сказала гарпия, выпрямляясь и готовясь к полёту.
— Я его отвлеку, — ответил Сиск и маленьким жучком свалился в кусты, почти беззвучно.
Хантамунта отпрыгала по ветвям назад, чтобы не попасться на глаза колдуну, не привлечь его внимание шумом крыльев, и поднялась в небо над лесом. Сиск вернулся в образ сильного воителя и пошёл напролом к поляне, сминая кусты и молодые деревья на своём пути. Как только он выбрался к открытому пространству, как ему казалось, он, на скорости, упёрся в эластичный невидимый до того барьер, как в стену. Всей своей не маленькой массой он «воткнулся» в барьер лабиринта, проявляя его таким образом. Стены задрожали, завибрировали, по ним пошла волна от удара. Спиральный лабиринт стал видимым — высокие полупрозрачные стены, вплоть до самого валуна.
Колдун пошатнулся, как будто эта волна коснулась его самого, а не стен лабиринта. Он сильно воткнул свою корягу в землю и закричал, поворачиваясь к Сиску. Сиска подбросило над землёй, ударяя в ответ. Колдун теперь торопился назад к выходу, легко скользя по воздуху, тонко ступая по земле, но с криками размахивая руками.
В Сиска, из земли, летели удары, а он не отступал, он прыгал из стороны в сторону, чтобы усложнить задачу колдуну, иногда даже уворачиваясь, и лупил в стену всей своей силой. Та ещё забава. В небе, точкой, появилась птица.
Хантамунта увидела энергетические стены, рядами, вокруг горшочка, и поняла, что спикировать от начала поляны, снижаясь к центру, чтобы на скорости схватить артефакт, не получится. Нужно спуститься прямо над ним и так же подняться вверх. Не просто, но вполне реально. Главное не попасться колдуну. Хантамунта стала падать, примерно над горшком.
Взбешённый колдун почти вышел из лабиринта — он явно не хотел нарушать маршрут, даже если мог. Сиск продолжал лупить по гибкой, испускающей волны стене. Горшочек задрожал. Колдун испуганно остановился, зашептал, и присел, прикладывая ладонь к земле. Сиск подумал, что не так уж и сложно, но из леса, прямо за ним, показались волки.
Гарпия опустилась на валун рядом с горшком и замерла. Ну взлетай же, взлетай… Птица оставалась на месте. Сиск повопил, постучал кулачищами в стену и опустил руки…
— Сын ты чего? — батя взял мальчишку ладонью за русую голову, чтобы увидеть лицо. Джойстик лежал на новом бархатном диване, вывалившись из рук Микиты. Пальцы детских рук беспокойно теребили ногти, сквозь сильно сжатые глаза по лицу ребёнка текли слёзы. Те самые, которые никогда больше не закончатся. В груди отца тоже распахнулась свежая чёрная пропасть, которую он прикрывал, чем придётся, в последние дни.
Сиска съедали заживо волки. Колдун прихлопнул заклинанием гарпию и никуда не торопился. Батя вышел в меню и положил джойстик, как тут не понять: мальчишка не проронил ни капли на похоронах и теперь выл в голос. Батя просто сидел рядом. В телек полетел джойстик мальчика, оставляя паутину битого экрана и разбрасывая свои части по комнате. Батя молчал, боясь хоть что-то сказать и прикоснуться.
— Нееет! Нееет, неееет… почему? Почему она?.. — он больше не был похож на себя, захлёбываясь и задыхаясь в своих слезах. Никто не может быть готов к смерти близкого, но ребёнок, не способный ещё и простых своих чувств понять… Как теперь нести эту детскую и жестокую взрослость мира, где вот так может умереть…
Батя взял его, как та самая горилла птицу в игре, не за шею, нет, за что попало, и притянул к себе, чтобы схватить и удержать всё то, что хотело кричать и вырваться, болело и страдало, не хотело так жить.
Есть игры, которые никак не бросить. Даже если не можешь больше играть. Так и появляются мастера «игры». Стрим сошёл на нет, но крики слышали почти все участники. Мальчишка рыдал и выговаривался. Батя провалился куда-то, отстранился, даже на секунду обронил жизнь в пропасть, но крики и слёзы вернули его обратно.
Мальчик выплакался, устал, и потом уснул. А батя ещё долго сидел, молча глядя на семейное фото в рамке, с пикника, где они втроём на поляне похожей на место из игры, игры, где так и остался артефакт из душ пожертвовавших себя людей. А ради чего?
Ради каких игр люди жертвуют собой?