— … и стакан воды, пожалуйста.
— Присаживайтесь, я принесу. Тёплая или из холодильника?
— Холодная.
— Холодная?
— Холодная.
Высокая худощавая девушка нейтрально улыбнулась из-за стойки, нависая над ней своим ростом, и отвернулась «варить» кофе.
Зазвенели колокольчики, не по кому-то, просто извещая о появлении посетителя, теперь, те кто внутри, больше не одни. Приятные колокольчики, не пустозвоны, не резкие, не мерзкие. Мягкие и мелодичные, они не порезали ничей слух и не зашумели, внося суету, они, привычно, разлили звон, устилаясь под ногами входящего и заостряя его ушки. Грузный и тучный мужчина, в жилетке на майку с длинными рукавами, с двумя прямоугольными картонными коробками в руках, привёз в кафе свежую утреннюю выпечку. Совсем не по погоде, но ему тепло…
Маленькими крепкими шагами он прошёл к подсобке и поставил коробки на стол рядом с дверью. Его ушки тоже заострились, сочетаясь теперь с острым проклюнутым вперёд носом, а вот щёки угрюмо ползли вниз. Уголки губ хотели выбраться, подняться вверх, милой и приветливой улыбкой. Она тоже ему улыбнулась. Стим отошёл от стойки и присел за столик.
— Сейчас, — сказала девушка пекарю-доставщику, больше не поворачиваясь к нему после формальной улыбки, не желая его внимания.
Стим снял куртку и бросил её на соседний стул. Вешалка для одежды у входа пустовала, и в кафе он был единственным посетителем. Ранние пташки ещё не слетелись пить кофе и завтракать, баловать детей десертами, брать вкусного и горячего, с собой, по выходным делам.
Стим никак не мог проснуться, но ему настойчиво помогал звук долбёжки асфальта перфораторном, где-то неподалёку, прям с утра пораньше, и должна была помочь чашка кофе со стаканом воды.
Бариста принесла кофе и вынесла из подсобки две картонные коробки, точно такие, но пустые, и отдала приятному неприятному мужчине. Он поблагодарил и отправился к выходу, чтобы ехать радовать выпечкой другие места.
Пирожочек вышел из кофейни, сел в машину и уехал.
Стим поднял стакан выше, чем это можно было бы делать, когда пьёшь воду, привлекая внимание девушки и выражая ей благодарность. Она снова улыбнулась. Снова зазвенели колокольчики.
Погребальные монеты
Если смотреть Стиму в лицо, то видишь что-то среднее… Точнее: если скрестить принцессу Беатрис и Тинтина — получается Стим. Кто знает... Русые волосы на грани рыжего, круглое лицо, румянец, выдающаяся челюсть. Весьма добродушный вид. И глаза добрые. А Колокольчики-то звенели.
Неслышно и даже незаметно, к стойке подошёл мужчина в тёмно-синей рабочей куртке, в зимней, с грязными рукавами, чуть более длинными, чем это необходимо. Ссутулившийся и согнутый жизнью, чуть ниже, чем при обычной человеческой, он явился точно не за кофе. Его кожа, цветом мокрого речного песка и глубокими морщинами, говорила о жизни под солнцем, на сильном ветру. Его руки, грубые, с толстенными ногтями, тёмные, свидетельствовали о работе с землёй и асфальтом, но красноречивее всего глаза… Такие глаза, в которые бояться взглянуть, остерегаясь заглядывать в жизнь, которую эти глаза проживают.
И, действительно, звук перфоратора на улице стих.
Он протянул руку над стойкой и неразборчиво о чём-то спросил. Она отступила к раковине, уперлась длинными ветками своих рук в бока, выдохнула, чтобы не нагрубить, покачала головой и отчетливо, по артикуляции, ответила ему нет. Она не боялась смотреть в эти глаза и указала кивком головы на выход. Мужчина подвис. Тогда она уточнила, будет ли он что-то заказывать. Мужчина, крепко сжимая кулаки, отвалился от стойки и направился прямиком к Стиму.
— Посмотри монеты… возьмёшь? В земле нашёл… отдам не дорого.
— Нее, старик, я не нумизмат…
— Да ты посмотри, — настаивал на своём мужик, протягивая монеты, разжимая кулак.
Стим, небрежно, уронил глаза в грязную ладонь, на серебристые испачканные землёй монеты, и быстро отвернулся к своей чашке с кофе. Он успел, до того, сделать только один глоточек и запить его водой. Вот он, как раз, не хотел смотреть в глаза. Сложно сказать, согласился он из жалости или из большого желания остаться одному со своим кофе и воскресным утром. Впрочем, одно другого не исключает. Стим положил перед мужчиной большую белоснежную салфетку:
— Клади, сколько тебе надо?
— Нуууу…
Стим сам прикинул и дал ему денег, так и не глядя в глаза. Немного, на выпивку. Мужик забухтел, засопел, точно рассчитывая на большее, но потом рассыпался неловкой неуместной благодарностью, после чего исчез, так же незаметно и тихо, как появился.
Колокольчики затихли. Девушка спряталась за стойкой, высвечивая оттуда своей макушкой, а он насладился утром и кофе. Перфоратор на улице так и не зашумел.
— А прикольные монеты, — кофе подходил к концу.
— Прикольные? Ну не знаю, — отозвалась она из-за стойки, — зачем вы вообще?
— Да, прикольные… Люди находятся в такой нужде… в нашем городе, — уловил философские нотки Стим, с утра пораньше.
— Прикольно, что люди в нужде? — по-своему расслышала она.
— Нет! Монеты интересные, прикольные, а то, что люди могут быть в такой нужде… ужасно.
Она понимающе смотрела на него, интересуясь взглядом, долго ли он ещё будет разглагольствовать и высиживать тут.
— А можно ещё чашечку? — всё понял гость и заторопился подтвердить свои благие намерения и платёжеспособность.
— Такой же?
— Да, будьте добры.
Она принесла вторую чашку крепкого и поставила её рядом с салфеткой, уже спокойно и с интересом разглядывая монетки. Вместе с монетами, на столе перед Стимом, лежала возможность, весьма редкая, между прочим, но он об этом не подозревал.
— Буковки какие-то… — заметила девушка, не отходя от столика.
Стим накрыл монеты краем салфетки и вытер их, снимая слой сырой земли, очищая выступы букв и узоры.
— Даа.. смотри B.R.C. вверху, а внизу…
— Thunder City! — радостно воскликнула девушка, разобравшая надпись быстрее новоиспечённого владельца.
— Странные, я думал немецкие…
— Похоже не настоящие.
— Ага, — согласился Стим, — прости, а как твоё имя? А то уже почти клад делим, а имени не знаю, ха-ха-х.
— Брида, — равнодушно ответила девушка, не поддерживая попытку пошутить.
— А я Стим. Что за имя?
— Кто бы говорил, Стииим, Ирландское имя, папа ирландец, — уточнила Брида, возвращаясь за стойку и заканчивая таким образом разговор. Интерес к монетам не перевесил отсутствие интереса к Стиму.
Ну и ладно. Что там с другой стороны? Стим перевернул один из серебристых кругляшей, салфеткой, так и не прикасаясь к монетам руками. Ничего не разобрать.
— Прости, Брида, может есть влажные салфетки? — снова извинился навязчивый гость, приставая с вопросами.
— Уборная в углу, прямо за вами.
Деваться некуда. Стим, всё-таки, поднялся из-за столика. Он подошёл к стойке, перед тем как пройти в уборную, чтобы рассчитаться и положить чаевые в банку.
— Спасибо, простите, — снова выразил свою вину Стим, чем окончательно отвернул от себя Бриду.
Струя тёплой воды легко очистила монеты. Они сверкали, как только что отполированные. Бумажное полотенце для рук, и они предстали во всей красе. У монет нет никакого наминала, судя по тяжести они настоящие, точно не местные, и они очень красивые. Для чего нужны такие монеты? Для забавы? С идентичным орлом, толи с молнией, толи со стрелой, а на стороне решки перевёрнутая арка, и там монеты отличаются. На одной кружок звёздочки находится слева, а на другой справа от арки так, как если бы они указывали на рассвет и на закат.
Стим, поддаваясь приятному ощущению монеты в руке, выбрал рассветную (утро же) и подбросил её, щёлкнув большим пальцем...
Долго нет его. Он там уснул что ли? Брида пошла проверить. Дверь в туалет, ожидаемо, оказалась закрыта изнутри, и никто не отзывался. Ну, постучала, подождала ещё минутку, и открыла ключом. Мало ли что там? А там ничего. В туалете никого не было.
No brand No many
Совсем не продохнуть. Воздух тяжёлый и насыщенный мелким песком. Всмотреться вдаль сложновато, но видно, что буря уже заканчивается и затихает, появляются просветы.
Паника закончилась раньше бури.
Подбросив в воздух монету, Стим уже не смог её поймать: монета с утренним шариком звезды растворилась в воздухе, оголяя и открывая ход в бурю, а на полу в туалете остался только песок и странная оранжевая пыль. Стим оказался в бушующей пустыне, как ему показалось. Глаза и уши, тут же, залепило.
Подёргался, помахал руками, покричал в беззвучно проглатывающий его вопли шторм, который насыпал ему в рот солоноватого песка и бил ветром в лицо, пощёчинами приводя в чувства. Стиму пришлось успокоиться.
Как неловко-то. На нём остались только носки с ботинками и майка (недостаточно длинная). Про песок, вообще, молчу. После того, как Стим стянул с себя майку, ему предстояло очень важное решение: на голову или на задницу? Прикрыть пах или лицо? Неочевидный выбор, как может показаться на первый взгляд, но, конечно, Стим прикрыл рот и глаза.
Даже в затихающей буре ветер больно и неприятно резал тело песком. Пришлось импровизировать и порвать майку, по шву, на две части. Из одной вышла повязка, чтобы закрыть нос, рот и уши, а глаза превратились в тоненькие слабовидящие щёлочки. Из другой получилась вторая повязка, и вот с ней пришлось повозиться, но всё закончилось хорошо, всё завязалось и закрепилось. Не то, чтобы стало значительно лучше, но хоть прикрылся.
Буря успокаивалась и исчезала, чтобы явить пред испуганным человеком отнюдь не пустыню.
Стим сидел на коленях, плотно прижимаясь к ногам и прикрывая глаза руками. Вот где, действительно, пригодились бы влажные салфетки. Он думал, что ему кажется. В этой ситуации, и без того, очень сложно довериться ощущениям, а рядом с ним, как будто, что-то проплывало, проходило, пролетало… Он уже и не стремился сориентироваться и хоть что-то понять. Сидел, спрятавшись глубоко в раковину, и пережидал. Так бы и сидел, но в него упёрлось монотонное гудение, пришлось поднять голову. Что там нависает?
Щурясь и моргая, пытаясь шире открыть глаза, он выставил перед собой руку в надежде рассмотреть, что же это такое. Немного лучше видно. Прямо перед лицом, буквально в метре-полутора, Стим увидел огромные угловатые светящиеся ботинки, висящие в воздухе над землёй. Это что, неоновая подсветка? Ярко-жёлтая. Аэроподушка? Что за дичь? Под ботинками, от бьющего огненного воздуха, расходился песок.
От ботинок, вверх, шли ноги, и неясно мужские они или женские. Выше колен светлый махровый халат, повязанный цепью. Это что золото? Руки человека надёжно спрятаны в перчатках, а над кожаным чёрным воротником халата можно отчётливо разобрать мотоциклетный шлем, с открытым вверх забралом. Из шлема, на Стима, смотрели зеркальные очки для сварки.
— Ху.. су… нюа… ши.. короми.. то… — неразборчивыми частями кричала на него голова.
Стим поднялся, всё так же выставляя руку и прикрывая глаза, прихватывая повязку на причинном месте. Поднялся и поклонился, неловко, пожимая плечами. Мало-ли.
— Простите, я не понимаю. Где я? Что происходит?
Шлем снова закричал на него, но в голосе была различима радость. Мужчина, вроде это мужчина. Человек облетел вокруг Стима и остановился ближе, прямо перед ним. Он стянул с головы шлем и снял свои красивые очки. Потом вернул шлем на голову и опустил защитное стекло.
Мужчина взял Стима за руку и потряс её, приветствуя и поддерживая. Он вложил Стиму в руку очки, вполне ясным жестом от сердца показывая, что это подарок, и чтобы бедолага прикрыл свои глаза.
Стим радостно замычал, снова кланяясь, и нацепил очки на широкой плотной резинке, двумя руками, себе на голову. Нижняя повязка унеслась с ветром. Стим съёжился и прикрыл руками причиндалы. Незнакомец, видя смущение, отлетел немного в сторону. Это просто катастрофа. Как теперь быть?
Незнакомец рассмеялся, снял свой халат и бросил. Стим схватил халат одной рукой и прикрылся, как полотенцем, смущаясь, обматывая его вокруг таза. Слишком странная и неловкая ситуация, чтобы вести себя открыто и естественно. Стим прикрылся и опять начал кланяться, пока не замер, наконец-то присмотревшись к незнакомцу.
Из-под халата Стиму явились неприлично-розовые шорты, кожаные стяжки и ремни на теле, огромные кольца в сосках — это не говоря об огромных аэроботинках! Мужчина, жестами, показал накинуть халат и отвернулся, чтобы не смущать. Стим надел халат, и в него прилетела цепь, чтобы он смог закрыть и повязать его. Она точно как золотая, может даже настоящая. Стим повязал её как ремень, как пояс от халата, и закрепил специальными крючками, предусмотрительно припаянными.
Так-то лучше!
Радостно вскидывая руки, чуть не рыдая от благодарности, Стим шагнул к фантастическому человеку. Мужчина подплыл в воздухе, и они пожали руки, после чего даже обнялись.
Стим поднял воротник прикрывая шею, и наблюдал, как щедрый незнакомый человек просто уплывает по своим делам. Чудо какое-то.
— Спасибо! — крикнул он вслед.
— Ша.. бо! Ша.. бо! — ответил незнакомец, махая рукой на прощание, и исчез в оранжевой пыли, оседающей после шторма.
Осмотрелся, более-менее, но что-то понять, пока, возможности не представлялось ни малейшей. Стали различимы какие-то огромные тени, сквозь пыль пробивались разноцветные лучи и пятна света, хаотичные обрывки голосов и музыка. Что должно предстать из-за этого песка и пыли, буря вот она, а что там?
Стим обнаружил себя у входа в город, у стальной рыжеватой арки. Старенькая и небольшая, точно такая, как изображена на монетах. Но тут она не перевёрнута, и шар над аркой висит прямо по центру, вполне натуральный, сгустком голубоватой энергии.
Как, блин, он тут очутился?!
Рядом с аркой, на столбиках вбитых в землю, красовались таблички. Две самые крупные из них оповещали, что на территории города нет денег и нет названий. Таблички говорили ему, что в городе всё даром, что нельзя вредить, и обязательно нужно проявляться. Говорили создавать, делиться, любить. Стим разглядывал таблички и не замечал, как буря растворяется, оголяя перед ним сам город.
Семь дней
Сначала было небо.
Почему именно небо? С земли его лучше видно, только с земли и видно. Как, вдруг, оно такое чистое и цельное, такое тяжёлое? Разве небо может быть твёрдым? Всё тут твёрдое, и даже воздух.
Стим не мог оторвать своих глаз от небосвода, даже когда боковое зрение стало кричать ему сперва очертаниями, а затем и яркими городскими частями. Если бы не дирижабль то, возможно, он не опомнился бы никогда, под этой твердью.
Огромная серебристая махина, в бордовую полоску, ползла по этому самому небу, постепенно застилая синеву от глаз его. Стим приоткрыл ротик, такого чувства никчёмности он не испытывал никогда. Толстенный канат, стволом многолетнего дерева, аккуратно оттёр букашку его человеческой фигуры в сторону. Волосы встали дыбом.
Тоненькой леской вверху у дирижабля канаты оборачивались необъятными к земле, и ползли песчаными анакондами. Хорошо не зажевало его под этот канат, а лишь слегка задело плечо. Что не так? Как можно было не услышать и не почувствовать? Стим, приходя в себя, привыкая к новому пространству без бури, отковылял, от греха подальше, от этих канатов. Дирижабль тянул за собой огромную платформу, оставляя идеально гладкую поверхность, как утюгом. Зрелище.
— Замри!
— Что? — Стим наклонился и прикрыл голову руками, от испуга.
— Упал на землю и не шевелись! Упал, я сказал! Упал и замер!
Стим повалился на песок и, как-то само собой, заложил руки на затылок.
— Жри песок!
— Что?
— Жри песок! Песок жри, быстро!
— Ок, ок, — Стим боялся обернуться, он уткнулся лицом в мелкий оранжеватый песок и набрал его ртом.
Солёный…
— Хорошо, теперь сел. Сел и посыпал голову! Умылся! Я не шучу! Сел и умылся песком!!
Раздался выстрел.
— Быстро!
Стим, с песком во рту, стал натирать и посыпать голову.
— Хорошо, хорошо, спокойнее. Молодчина, и не вздумай бежать! Что под халатом? Что под халатом я спросил?!
— Ничего, ничего! — Стим скинул халат.
— Хорошо. Надел халат и медленно подошёл! Не вздумай бежать, не успеешь… Медленно повернулся и подошёл к нам.
Стим, весь под маслянистым слоем оранжевой пыли, с высоко поднятыми вверх руками и распахнутым халатом, с окончательно утерянной самооценкой и без малейшего понимания что происходит, подошёл к людям в сливочной форме и шляпах. Винтовка в руках одного из них, видимо, того кто говорил, собирала на себя всё его внимание.
Двоих помощников Стим почти не разглядел. Один из них стоял на бесшумной аэроплотформе, управляясь с устройством. Второй, держа в руках оружие, светящееся таким же голубоватым светом, как и шар над аркой, спокойно и безразлично жевал.
— Сколько было монет?
— Ч-что?
— Оглох? Монет сколько было?! — человек с винтовкой агрессивно подошёл, практически упираясь винтовкой Стиму в лицо.
— Ааа! Д-две, две! Две монеты было!
— Хорошо, хорошо. Где вторая? Где монета на выход?!
— Что? Не знаю! Не знаю!! Я голый… я без одежды.. тут пустыня… Что?! Я не знаю! Где? Не знаю… — Стим попытался проверить карманы халата, ощупывая себя, в состоянии забытья.
— Носки! Носки проверил! Быстро! Не найдёшь в носках, будешь у себя в заднице искать! Снял быстро!
— Д-да, да… сейчас…
Стим отодрал ботинки от ног, не развязывая шнурки, и снял носки. Из носка на землю вывалилась монетка.
— Ну вот, так бы сразу… Человек, — сказал агрессор, опуская винтовку, — ну всё, хорошо, расслабься.
Стим опустился на колени, опустил руки, в тщетной попытке удержать при себе сопли и эмоции. Так сильно за себя он ещё никогда не боялся. Всхлипывая и подвывая, он поднял монету с земли и крепко ухватился за неё руками. Слёзы, перемешиваясь на лице с пылью, превратились в грязь, и он почти ничего не видел.
Жвачный помощник страшного человека принёс от платформы бутылку с водой и бросил рядом с ним на землю.
— Умойся и иди в город. У тебя семь дней... Справа от этого входа англоговорящих больше, слева азиаты, прямо будут все подряд. Из города не выходи.
— Дай ему доску!
— Ок, — ответил жвачный старшему и снова пошёл к установке.
Стим поднялся и, как смог, умылся, выпил воды.
— Воду бери, бутылку увидишь, где оставить. Первым делом раздобудь кружку и определись на ночь. Тебе поможет любой, к кому ты обратишься. Из города не выходи. Понял?
— Понял, мистер. Я всё понял. Что с монетой делать?
— Ничего, при себе держи… она и так с тобой будет. Доску возьми!
— Что это?
— Ты откуда?..
— Я.. это…
— Понятно. Скейт видел? Ну вот, это как скейт, только в воздухе. Пригодится…
— Давай, заканчивай там! — подытожил страшный человек.
Люди в странной светлой форме уплыли на штуковине вслед за дирижаблем и канатами. Стим остался у входа один, с аэродоской, бутылкой воды и ощущением прокатившегося, не снаружи, а внутри, шторма. Никакого Стима уже почти и не было.
Здравствуйте, я ваша тётя
Бедаин (от слово беда) успел натянуть носки и ботинки, когда из арки вылетела стая зелёных аэроциклов, как безбашенных рыбок. И рыбки эти, единым текучим организмом, держались рядом, игриво норовя задеть и подтолкнуть друг друга. Очень механически.
На большинстве из них сидело подвое в чёрном, в таких же шлемах как у щедрого незнакомца. Куда подевалась пыль?
Земля под ногами укрепилась и впитала в себя песок, появились мелкие трещины. Это не пустыня, это дно пересохшего океана! Теперь песок был только позади, там, где разгладил его дирижабль, он так и лежал, ровным, мягким, и гладким покрывалом.
Из-под аэроциклов ни пылинки, словно по чистой мостовой они носятся, словно не бушевал тут песчаный шторм и волнами не покрывал всё густой оранжевой пылью.
Стим поднялся, обнимая доску и бутылку воды, крепко сжимая монетку. Он не шевелился — мало ли. А рыбки хищно кружили вокруг него, как у одинокого буя в океане, в отсутствие другой забавы.
— Эй, старичок! Ты выпилиться решил? Или просто ноги не бережёшь? — обратился к нему один из всадников, притормаживая рядом и откидывая забрало.
— Аааа… кх-кх-кх… — вдумчиво отозвался человек в халате.
— На доску встань, не то ноги потеряешь! Нельзя на земле! Ты что? — уточнил второй всадник, снимая с головы шлем.
Стая закружила быстрее.
— Старичок, скорее давай, вода уже отделяется, нельзя сейчас на земле…
— Ааа? — уточнил болван самоубийца, присматриваясь к своим ботинкам.
И присмотрелся! Они истлевали, впитываясь в трещинки в земле, оранжеватым песком. Стим начал паниковать и прыгать на месте задирая ноги. Доска упала, бутылку воды он сунул в карман халата и скинул ошмётки обуви с ног.
Поправляя и придерживая доску руками, он попытался встать на неё, но лишь оттолкнул вперёд и упал на спину. Один из всадников не выдержал и остановился рядом, ладошкой хлопая по борту, и заднему сиденью.
— Бери доску и садись, псих!
Уговаривать не пришлось, Стим прижал доску к себе и запрыгнул на сиденье, носков на ногах почти не осталось. Стая быстро утекла вдоль песчаного полотна, по ту сторону которого, как-то странно, загустела и покраснела земля. Быстро, очень быстро. Перехватило дыхание — адреналин крепко взялся за шею. Совсем скоро их стайка присоединились к огромной туче подобных аэровоздушных рыбок. Все стекались к песчаному полотну, но вплотную к нему никто не приближался. Огромная туча людей, на разноцветных летающих штуковинах, держалась рядом и на одной скорости.
Куда мы летим? Что делают эти люди? И Стим увидел.
За широкой полосой песка поднималась красная волна. Низко и слишком тяжело, она поднималась и опускалась, вырываясь из себя же наружу. Кроваво-красное море оживало. Стим летел с такой скоростью, что из его головы окончательно всё выветрилось — никаких мыслей, только море крови сквозь очки и несколько десятков метров. Разве это может быть, вот тут, совсем рядом, за какой-то иллюзорной границей, живое кровавое море? Ещё мгновение назад его не было, а теперь земля стала шевелиться, и если бы на ней стояли ноги, то она ушла бы из-под них, погружая в себя.
Красное море вырывалось из себя пеной на поверхность и заметно вырастало волнами. Теперь стремительно летящая стая людей, казалась мелкой, даже детской, рядом с этими огромными живыми волнами… И море поднялось, поднялось высоко-высоко к твёрдому небу, как будто и волна гналась за чём-то огромным и не видимым, пока люди летели, стремясь угнаться за ней.
Волна поднялась стеной к самому небу, у своего переднего предела, и обрушилась вниз, в горизонт уходя водой, с красноватым оттенком. Невидимый и необъяснимый барьер, над полотном из песка, не пропустил ни капли — это удивительно.
Стим падал вместе с этой водой, невероятное ощущение и без того восторженного человека. Его подняло до самых небес, и он чувствовал высоту, пока не обрушился вместе с этим потрясающим морем на землю.
Стая остановилась. Вода быстро обретала привычный и понятный цвет — море как море, жидкое, светящееся. Люди спускались с транспорта, парами, компаниями и в одиночку усаживаясь на твёрдую цельную землю у полотна. На земле больше не было трещин.
Люди останавливались и спускались, чтобы любоваться, чтобы чувствовать. Никто и не думал говорить. Стим слез с аэроцикла и поставил доску рядом с рыбкой. Водитель спрыгнул, снял шлем и отошёл к своей стае, кого-то обнять.
Невероятно. Уровень воды, уровень этого моря выше уровня земли, и закругляется к небу у горизонта, как будто небо спускается к морю навстречу...
Найти свой дом в незнакомом мире. Почему здесь, в этом странном и малопригодном, на первый взгляд, месте для жизни, существующем по таким странным законам, можно чувствовать себя так уютно и спокойно? Потому, что люди здесь просто счастливы выжить? От того, что они открыты и радуются простым вещам? Счастье в простоте и вот такое не простое.
Чужой халат и золотая цепь не сделали Стима местным жителем. Он видел, как твердь воды отделяется от земли и неба, но разве может он что-то понять, теперь, глядя на эту воду? Нет и нет. Но он тоже счастлив и открыт от этого счастья, как и все эти незнакомые, но, вдруг, такие родные своим мироощущением люди. И дело не в том, что Стим носил на себе чужую шкуру, или был не собой, или подстраивался всю свою жизнь к обществу. Дело в том, что сейчас это не имеет никакого значения. Только теряя себя, совершенно, можно себя обрести, хоть на миг.
И волны тлена в лицо, и море крови… без потери и обретения — всё это мимо, всё мимо цели, мимо жизни. Как, вообще, тут можно было выжить и приспособиться?
Вроде всё по-настоящему. Стим не забыл откуда он (из отхожего места) попал в бурю, Стим помнил и понимал кто он такой, помнил свою семью, друзей и знакомых. Места, в которых он жил. Свой родной язык. Все его привычки остались с ним, привычки думать и чувствовать вот так… но всё это совершенно не попадало сюда. В это небо. В этот горизонт. Совершенно мимо, совершенно не за что зацепиться. Один на один с этим безумным горизонтом, среди людей. Среди людей.
Среди людей
Очень сносно, оказывается.
Ребята разъехались и Стим остался на «берегу», один. Возвращаться в город со стайкой знакомых рыбок он отказался. Учиться делать выбор, заново, как впервые — это так захватывающе, оказывается.
Понадобилось несколько падений, чтобы не торопиться ехать, а научиться, сперва, просто стоять. Доска оказалась очень послушной и удобной: наклоняешься вперёд и летишь, и плывёшь, только равновесие держи. Так приятно, оказывается, и очень удобно, быть наедине с собой, мчатся... Ждать уже и нечего, вот и посмотрим, что за город такой.
Это что, смелость? Ого. Стим испугался, по привычке, своего порыва к неизвестному, к приключениям, к штормовому городу, но смелость не пропала. Теперь смелости сложно тушеваться с фоном, когда он научился стоять, когда он мчится на встречу будущему, над землёй. Ха-ха! В халате, повязанном цепью, на аэродоске. А за спиной явилось море. А небо твёрдое и прочное. А земля живая. А умереть можно вот так, по щелчку, в любое мгновение. Ого. Это что жизнь, что ли?
Да, вы только взгляните на него: глаза блестят так ярко, что даже сквозь очки для сварки можно разглядеть свет. Потому, что он внутри?
Да он всегда и был таким, оказывается, смелым и открытым. А чего теперь бояться? Извиняться чего? Здесь люди и близки, и равнодушны, впрочем, ничего необычного, только наоборот. Равнодушие от ровности и спокойствия (с ровной душой, как есть), а близость такая естественная, как будто определена самим видом — все же люди, и этого достаточно. И смущение, оказывается, вызывает не то, как человек выглядит или себя ведёт, а то, насколько ограничен другой, глядя на это. И Стим, возможно впервые, понял, что ограничен. Нет никакого смущения! Тут хоть голый на байке по пустыне — норма, лишь бы тебе хорошо.
Хорошо. Как же хорошо. Жаль, что нет при себе длиннющего собачьего языка, или коровьего, достать его из открытой пасти, размотать на всю длину так, чтобы он колыхался на ветру, от горячего потока воздуха, обнимающего лицо, при полёте. Как же хорошо.
Хорошо. Когда вернусь домой, научусь на скейте кататься, всегда хотел попробовать, теперь чего бояться… Домой? А как вернуться домой? Стим остановился. Немного пустовато ему стало от этой мысли. Быстрее в город, до ворот-то не далеко, их уже видно.
Тут они значительно больше. По сторонам видно и другие ворота, табличек много, но стен нигде нет. Что ж, будем людьми культурными, пойдём вместе со Стимом, через вход, даже в отсутствии стен и, тем более, в их отсутствии. Мало-ли.
Ничего не произошло. Вход, как вход.
Стим заплыл в город, сквозь огромную величественную деревянную арку, всё той же малюсенькой букашкой человеческой фигуры, но, уже среди этого места, среди людей и свободы, проклюнувшейся в его груди. Среди людей, даже когда никого нет рядом.
Ничего такого, город как город, но это восторг, конечно.
Как говаривал Антон Палыч в краткой анатомии человека: Слепой подобен городу, из которого выехало всё начальство (учитывая, что глаза — полицмейстеры головы). Штормовой, как раз, подобен слепому, как город без начальства, но слегка иначе. В отсутствии привычных правил и законов, начальников и подчинённых, город ослепляет своей свободой каждого, кто в него заточается, и начальники в голове бессильны Штормовому.
Стим подплыл к огромному чану с металлическими кружками… так вот для чего нужны эти крючки на золотой цепи. Зеленоватая кружка теперь плыла вместе с ним, на поясе, по городу. Неловко, но потрясающе. Вот палатки с одеждой, вот холодильники с водой и напитками. Мороженое!! Даже мороженное есть. Везде написано «Free», но почти никто ничего не берёт. Стим, наконец-то, надел брюки. Ну господи, что за радость, просто надеть штаны! Ох и настрадался он по этой пустыне. Халат снимать не стал, предподраскрыл его на груди. Ну не панк? Стим никогда ничем подобным не отличался, но сейчас, босиком на аэродоске, в брюках и халате (когда-то белом) на голый торс, с золотой цепью и кружкой на ней, в очках для сварки — это был уже не просто Стим, а скорее Стим-панк, как стиль и, в первую очередь, из-за изменений внутренних. Хотя внешние тоже не отменить. Теперь он вполне вписывался в поток горожан и общую атмосферу.
Ментальный фронт
Вывеска с изображением ног. Значит там обувь есть, скорее всего. И рядом с магазином… нет, не с магазином, там же даром всё. Рядом с одеждой. Вывеска ног, рядом с бесплатной одеждой — значит там обувь должна быть. Логично? Логично. Стим остановился, бросил доску на улице, с уверенностью, что она останется тут — вон, ящики с досками и аэроботаниками — бери не хочу, и зашёл внутрь, в палатку из светлой ткани.
— Посмотрите, дорогие мои, вот! Взгляните на эти ноги! Сразу видно, человек ходит!
За проёмом ткани, на земле, аккуратными рядами парковалось два десятка аэроботинок, плюс-минус. Как известно, плюс на минус даёт минус — в шатре находилось человек девять.
Так восторженно на Стима женщина не смотрела никогда. Так восторженно, искренне и неожиданно восхищаясь. Стим опустил голову и взглянул на свои ноги, вместе с остальными. Ему тоже стало интересно.
— Проходи к нам, мы как раз начинаем, — подозвала девушка, но Стим не слышал, — проходи! Проходи! — не унималась радостная особа, а мистер халат смотрел на свои ноги.
Вот тебе и на. Таких грязных и закоревших ног он не то, что отродясь не видел, он и представить не мог…
— Простите, а где тут можно помыться? — снова возвращаясь к знакомому чувству вины, уточнил он у радостной девушки.
— Помыться? — чистый и понятный говор, даже акцента нет.
— Помыться.
— Бани рядом… не ориентируешься тут?
— Нет… это куда?
Девушка посмотрела на группу людей, явно готовившихся к какому-то занятию, затем обратно на мистера халата, и снова на людей.
— Начинайте без меня сегодня, Густаф первый, а вы за ним, — Густаф весело загундосел и все приободрились, переминаясь с ноги на ногу, — я покажу! — обратилась приветливая девушка уже к Стиму и прошла мимо него в проём.
Стим почесал ногу ногой, пытаясь немного оттереть корку, обтянул брюки чуть ниже, прикрывая косточки, и шмыгнул на улицу, вслед за девушкой. Густаф поднял руки, призывая расступиться, и сделал первый шаг, сосредоточенно, медленно, стараясь почувствовать каждое движение тела, почувствовать себя... Я что-то слышал про такую ходьбу, вроде даже книги есть, как правильно нужно ходить и быть счастливым.
Стим, глядя на остатки носков между пальцев, боднул девушку головой в спину. Та охнула и рассмеялась. Бедолага халат провалился бы и исчез, но никак не мог оставить свои ноги без внимания.
— Я покажу, но тогда и ты мне услугу. Хорошо?
— Да-да.. но… это… — ответил мистер почёсывая лоб, выдавая свои превосходные манеры.
— Пойдём вместе, пешком.
— Да-да… конечно. А далеко? — уточнил Стим, переминаясь с ноги на ногу. Пусть и такого вида, но ноги были весьма нежные и непривычные к ходьбе босиком, по твёрдой морщинистой земле.
Она вопросительно посмотрела на него, как будто что-то поняла.
— Ааа, так ты не отсюда?!
Стим испугался, и отшатнулся назад. Он нащупал рукой в кармане монету и крепко ухватил, на всякий случай, вспоминая винтовку у своего лица.
Девушка улыбнулась и пояснила:
— Бани всегда не далеко от ворот, пойдём.
— Да-да, пойдём, — ответил мистер, слегка расслабив поджилки.
— Ты давно здесь, уже чувствуешь?
— Что? Что чувствую? — оглянулся по сторонам Стим, на всякий случай.
— Как он приближается.
— Кто? Кто приближается? — засуетился босой не на шутку, позабыв, когда он сюда попал.
— Ха-х, скоро почувствуешь, он всегда приходит после бури.
— Кто? Кто?
— Шторм. Ментальный шторм. Первый день, что ли?
— Да-да, первый…
— Ого! Никогда раньше не встречала перводневок, а я и не поняла… Ты откуда?
— Я… эмм, из Лон…
— А, понятно, вот и бани. Пойдём?
— Да-да, пойдем, спасибо. Я Стим! — представился халат вдогонку девушке.
— Лея, — ответила она улыбаясь, но не поворачиваясь к нему, как будто улыбалась чему-то своему.
Собрано из пластиковых панелей, на первый взгляд, отдающих мрамором. Такой оттенок где-то сливочный, где-то костяной, светящийся изнутри. Стим погладил одну из панелей рукой и, действительно, мрамор, вырезанный тонкими панелями, как стекло. Странноватая баня. Вывеска над входом гласила: Terma. Первые двери в городе, которые рассчитывал увидеть Стим, так и не явились, их тут тоже нет.
Из-за дымки, витающей местами над городом, невозможно рассмотреть его широко, чтобы представить, понять, в конце концов выяснить для себя, что за он. Даже высота некоторых зданий оставалась загадкой. Постройки чаще лёгкие и хаотичные, никакой общей архитектуры и материалов, только цвета и… настроение что ли. Светлый город, но не осветлённый краской.
На пути к комплексу бань, палатки домики и шатры ютились очень близко друг к дружке, с обилием полотен и тканей, плавающих на ветру, а у ворот были разбросаны широко. Геометрия простая. Стим и его новая знакомая прошли по прямой центральной улице, от ворот она вела в глубину города, и от неё отрастали улочки поменьше, где творился уже настоящий топографический хаос. Белый комплекс выделялся на фоне соседей крупным зданием с куполом и крытыми коридорами-входами. К одному из коридоров они и подошли.
Господи, голые люди… Стим смутился и опустил глаза.
— Я когда была перводневкой, всё иначе было… одна. Теперь город прекрасен, знаешь, как-то само собой всё, как по плану. Там это, там то… каждый построил. Теперь даже не верится… — рассказывала она ему раздеваясь.
— Да подожди, подожди! Что ты делаешь? — выставил руки Стим, прикрывая от своих глаз её тело…
— Бани же. Раздевайся, пойдём. Свою одежду оставь вон там, для старых вещей место, её сжечь пора.
— Ааа, эмм…
— А новая дальше, на обратном пути подберёшь себе, ха-ха, и халат тут найдётся, — беззаботно объяснила Лея…
Стим достал из кармана монету и зажал её в кулаке. Лея оставила свои вещи на полке, и голая пошла дальше по коридору.
— Подожди! — крикнул он и она остановилась. Прочие люди не обращали на них никакого внимания, все просто раздевались и шли внутрь, или же возвращались из бань. Вход общий, тут и мужчины и женщины, хорошо хоть детей и стариков сейчас нет. Может у них отдельный вход?
Да уж, теперь на него поглядывали. Чистюля, иначе и не скажешь. Лея хохотала. Он так и держал монетку в кулаке.
Коридор раскрылся огромным холлом с бассейнами, саунами и горками. Лея показала Стиму, где можно обмыться прежде, чем идти к парилкам и в общую воду. Потихоньку, но он привык, никто и не смотрит, всё естественно.
— Я пойду в другую часть, встретимся в этом коридоре. Видишь? Коридор на одиннадцатую улицу. Ок?
— Да-да, ок… ааа….
— Парилки и бани дальше, в центре комплекса, ха-х.
— Спасибо.
Она ушла. Стим даже не смотрел ей вслед, почти. Парилки оказались что надо. Попарился, даже побеседовал с ребятами, сидя подальше от камней.
— Уже давно используют такие технологии… И в твоём городе, вот 100%. Как будто ты маленький, сам не понимаешь?! Ну ты подумай. И хорошее образование тоже придумали, и хорошую медицину.
— И понимание собственного здоровья, и глобально…
— Всё придумали, всё уже есть: и технологии и возможности и ресурсы есть.
— И это уже невозможно отрицать, — продолжали ему объяснять ребята, — просто, если всё это дать людям, и ресурсы и образование и здоровье…
— И возможности…
— Тогда больше не нужны будут…
— Вот ты откуда?
— Я, эмм, из…
— Да понятно… они скорее разрушат мир, чем позволят всем жить на равных. У вас это видят?
— Это.. Нуу..
— Свет ведь для всех… Ты в курсе? Объёма воды и воздуха хватает на всех, объёма данных…
— Всех благ.
— С излишком.
— Да. А кто там у вас? Захватчики? Или иждивенцы?
— Нуу… и те и те, наверное…
— Нет ни тех ни тех.
— Ага, особенно когда речь о благах и свободах.
— А тут всё иначе? — всё-таки вставил Стим.
— Иначе, конечно иначе, а ты не видишь? Пойдёмте, скоро уже… я не хочу, чтобы тут… — обратился один из парней в парилке к своим друзьям и, вскоре, они вышли.
Стим попарился, сидя на полотенце, как остальные. Поплавал в бассейне, предварительно ополоснувшись, как и прочие. У коридора, рядом с полками для полотенец, нашёл себе халат, положил монетку в карман и дождался Лею, очень скоро.
— Привет.
— Привет Стим, а ты не похож на перводневку. Обычно новички хотят только отрываться, хотят праздника и веселья, а ты как будто потерян…
— Ага, мне бы одежду и обувь найти. Все разошлись, быстро как-то, не у кого и спросить.
— Люди не любят оставаться на публике, когда он приходит.
— Кто приходит?
— Ты чувствуешь? Мне уже грустно…
— Почему, что случилось? Что-то случилось? Нам есть чего бояться? — мистер чистый халат запаниковал, Лея взаправду поникла и уселась на лавку у полок, — Какой ужас, что происходит? Что с тобой? Что нам делать?! — не унимался Стим и уже всерьёз испугался.
Так это и работает. Город, от девятой улицы, постепенно накрывал ментальный фронт, как штормовой, климатический, на тепловых картах в прогнозе погоды. Только погода меняется не снаружи, а внутри, чтобы вырваться из человека, стократ усиленными чувствами и эмоциями. Стим боялся, боялся осуждения, боялся быть «плохим», боялся всегда и везде. Давным-давно привык к этому и перестал замечать за собой. И вот сейчас, ментальный фронт, явил наиболее подпитываемое чувство… и Стим оказался в панике.
Нельзя сказать, чем опечалена Лея. Даже будь Стим в полном порядке, едва ли он добился бы внятного ответа. После. Возможно. Но он уже ничего не понимал, поглощённый страхом и ужасом.
Ментальный шторм, в котором проявляются эмоции и характер, аспекты души человека к миру. Обострение такой силы, что почти испытываешь эйфорию от боли. Почти.
Тишина
— Выбрал? — спросила Лея глядя, как Стим прикладывает подошву к стопе.
— Да, спасибо, эти вроде ничего.
— Как скажешь… — Лея стояла, облокотившись о стену, с руками на груди, отсутствием собственного лица и интереса к чему-либо. Они не говорили о том, что произошло. Ещё не говорили.
По возвращении из ментальной бури пришло опустошение, опустошение, не требующее никаких разговоров, пришла тишина. Каждый не чувствовал своё. Стим почти и не помнил, что было. Пришёл в себя, увидел Лею, вспомнил её, вспомнил бани, нащупал монетку в кармане и этого было достаточно, чтобы продолжать… Продолжать жить? Просто продолжать, какие там могут быть мысли о жизни или о смысле, в тишине выжженного страхом места, где-то в груди и затылке, там, где Стим себя чувствовал сейчас. Он не думал.
Пришёл в себя, поднялся, нужно одеться, вроде. Они прошли в гардеробную, при банях, там и нашлась обувь.
— Вообще, это очень странное место, люди тут появляются и уходят… Ты на совсем… или турист?
— Я не знаю, не знаю.
А может довериться ей и показать монету? Они вернулись в коридор к одиннадцатой улице. Стим в новом халате, она в полотенце, и оба в новом состоянии. Брюки и цепь Стима, её одежда, ждали на полке. Спросить про бельё он постеснялся.
Никто не торопился прощаться, никто не торопился уходить, сама ситуация создала для них близость, создала пустоту, которую они смогли заполнить вместе, просто находясь рядом.
Стим положил монетку, щёлкнув ей по дереву лавки, между Леей и собой. Она смотрела перед собой пустыми глазами, куда-то внутрь себя, как из вакуума.
— Я никак не могу подготовиться, а я уже давно в городе, здесь моя жизнь, а я никак не могу подготовиться.
— К этому можно подготовиться? — Стим забрал монетку обратно в карман.
— Да. Для этого он и приходит, каждый день, чтобы ты был готов.
— Как это?
Лея посмотрела на него, молча, но уже сквозь то, что было у неё перед глазами, и глаза робко улыбнулись, — пойдём? — спросила она.
— Пойдём…
— Мне нужно вернуться к группе, — на её светлое лицо тоже возвращалась улыбка.
— А что вы делаете? Там… Я тебя провожу? Мне всё равно пока некуда идти, или я не знаю, куда.
— Не нужно.
— Эмм… ну ладно, я не знаю никого. Не хочу оставаться один, ха-х, даже не знаю…
— Тут не нужно знать кого-то. Ты можешь знать всех. Город сам тебя поведёт, как всегда.
— Мы увидимся?
— Конечно.
— Когда?
— Давай через несколько часов. На двенадцатой улице. Доберёшься? Мне нужно закончить «шаги счастья», мы ходим там, каждый день. Меня ждут…
Стим пожал плечами, — доберусь, наверное. А что там, на двенадцатой? Как мы найдёмся? — уточнил он обнадёженный.
— Ты какую еду любишь? Что хотел бы съесть?
— Нуу, не знаю. Чаю хочу.
— Ну вот, значит встретимся там, где делают чай, на двенадцатой. Будь в этом халате, ха-х, — брякнула она его цепью и вышла из коридора.
Вот теперь её отчетливо слышно, очень громкая тишина.
На двенадцать часов
Подобно неприкаянному человеку, бесцельно бродящему по дворам и улицам или с ноги на ногу, стоя на месте, упирающемуся взглядом своей головы в землю, потуплено. Подобно неприкаянному, бродят эмоции и мысли, по душе человеческой, когда они без фундамента, когда они без основы. Откуда берётся спокойствие? Откуда берётся уверенность? Откуда берётся любовь? И, действительно, откуда им взяться, и куда уместиться, если всё место занято брождениями?
В пустоте, после бури, в Стиме рождалось что-то естественное. В освободившееся, чистое от страха и ожиданий место, приходила восторженность и внимательность, приходил и покой, приходил он сам. Стим больше не искал и не чувствовал себя потерянным. Глазел, детскими блестящими глазами и топал, в сторону двенадцатой улицы. Глазел, и ничего не понимал.
Остаётся ли город собой, когда на него смотрят разные люди? Это тот же город для неё, что и для него?
Её никто не ждал. Конечно, она не торопилась на занятия по ходьбе, на своих двоих, там отлично справились и без неё, как это частенько бывает. Она вряд ли пошла бы искупаться и поплавать, если бы торопилась, если бы ей было важно скорее вернуться. А сейчас… просто она не хотела туриста, в своей жизни, а этот город и есть её жизнь. Мистер халат оказался туристом, судя по монетке на выход. Конечно, она всё поняла. Ну, что же, значит не привыкать и не привязываться, ни в коем случае, чтобы не было больно, чтобы снова не грустить. Турист, так турист. Можно и развлечься, всё-таки он очень необычный турист, странный, и это интересно.
Да, его было видно. Почти все проплывающие рядом люди смотрели на пешехода Стима — на своих ногах по улицам никто не перемещался. Летели, проплывали, кружили рядом. Обычное, ставшее выдающимся, в необычном месте, из-за своей простоты. Не выделялся тут разве что мёртвый, и то только потому, что Стим ещё не видел, как умирают в Штормовом.
И все жители этим едины, и никто не замечает между собой отличий, в яркости и изобилии, ослепляющем «серого» и так сильно выделяющегося Стима. Так чем, всё-таки, отличаются местные жители от туристов?
Кружка Стима была пуста — удивительно, он столько времени в городе, а в ней не побывало ничего наркотически-пьянящего, хотя виски, пиво и море неизвестно чего ещё, лилось тут рекой — лишь её протяни. Cпиртные напитки тоже даром, и весьма популярны в Штормовом, как и в любом другом городе. Как и в любом другом городе, на опьянение падки в основном туристы, туристы своей жизни.
Местные жители Штормового хотят больше отдавать, они видят для себя в этом смысл прибывания в городе. Турист хочет яркого праздника, безумного приключения и красок, чтобы максимально раскрасить время, дни проведённые здесь, чтобы забрать праздник с собой в завтра, своими воспоминаниями. Местные живут каждым днём.
Если местных от туристов можно отличить по празднику внутри и снаружи, если местные дарят праздник туристам, ищущим приключений, то кто среди них Стим? Кто человек в Штормовом городе, когда в самом человеке, и снаружи, праздника для него нет? Заложник? Часть самого города? Ему некуда торопиться и нечего дать окружающим. Что может он дать в городе, где и так всё даром? Только себя. А что делать-то? Куда податься? Никаких дел у него тут нет, как и желания веселиться. Благо, он хоть знает где и с кем ему нужно встретиться, а навигация проще некуда. Остаётся просто тут быть, прямо сейчас, и это весьма увлекательно.
У больших пересечений, у перекрёстков, Стим обнаружил указатели, сперва не понятные, но… Половина циферблата, как половина часов, если обрезать циферблат по линии от девяти к трём, оставляя только верхнюю половину.
Основные улицы расходятся от центральных арок проспектами, с цифрами, как на часах. Стим был на одиннадцатой, когда нашёл первый указатель. Теперь ему нужно пройти через мелкие отсечки и деления к двенадцатой центральной магистрали.
В нижней части циферблата города оставалась пустыня и то самое море, явившееся таким чудесным образом. В центре города, в центре этого места, круглое свободное пространство, как будто кружок для механизма со стрелками. Сложно заблудиться, если честно, но так много всего.
Стим высоко по одиннадцатой и город здесь уже широкий между проспектами. Всё-таки нужно лететь, пешком долго.
— Простите, где тут можно найти… эмм… доску, ну такую вот штуковину, как парень полетел?
— Ага, ты чё?
— Нуу, мне идти… далеко… они же бесплатные?
— Те куда?
— На двенадцатую, там, где чай…
— Ого, чай… Вон там посмотри, — недоверчиво указал Стиму турист.
— Ок. Спасибо!
Вон там — это где? Нужно идти по указанному направлению, и Стим всегда справлялся с этим хорошо.
Когда ты хочешь что-то купить, ты идёшь туда, где это продаётся и… привыкаешь, привыкаешь покупать и продавать. А ничего не продаётся! Всё получаешь, всё, что тебе действительно необходимо.
Хорошо бы пережить сперва карантин, в котором ты просто живешь, а не торгуешь своей жизнью. Карантин прежде, чем попадать в Штормовой, коль уж ты не турист.
— У вас можно взять доску?
— Доброго дня! Доску?
— Доску. Здравствуйте. Мне ехать пора, а не на чем. Подсказали, что у вас тут можно взять… Меня Стим зовут, — изложил мистер, протягивая руку, ему было не ловко.
— Мото-мамми! Тут пареньку ехать нужно, не згоняешь? — в шутку бросил высокий смуглый молодой человек куда-то в глубину помещения.
Никакого ответа из огромного гаража. Мистер халат повернулся назад и взглянул на мужика через улицу, указавшего Стиму на это место. Тот ходил ходуном от смеха.
Краской по лицу. Британские щёчки подрумянились, а веснушки стали ярче. Стим уже собрался потихоньку свалить, когда в гараже раздался голос:
— Хэй! Чи .. осато .. ла .. ди квесте страда … — так может ходить только королева. А услышав этот голос перестал смеяться даже мужик через улицу.
Что это? Что-то итальянское? Латинское? Воплощение огня. Она грациозно затекла на аэробайк, привстала на нём и закружилась на месте, так сильно добавляя потока, что под байком разогрелся бетонный пол.
Парень у гаража бросил о землю инструмент и возмущённо залепетал, размахивая руками. Она так и кружила. Чёрные волосы, такие же жгучие, как и глаза. Она поглядывала то на одного, то на другого, легко и безмятежно управляя мощным белым эаробайком. Так естественно. Парень упал на колени и вознёс руки к небесам, умоляя её остановиться. Но разве может что-то остановить королеву?
На каких-то невероятных оборотах, этого чудо устройства (может там и оборотов нет), она медленно подплыла, сдерживая машину. Пол на въезде в ангароподобный гараж был уничтожен. Подплыла, сбавила, и влепила Стиму такую пощёчину, что у него реально потемнело в глазах, и в непроглядной темноте посыпались звёзды. Как котёночек, на поводу, он был усажен на пассажирское.
Она продолжила кружить. Ничего не видя Стим вцепился в неё, чтобы не свалиться. Она кружила, парень молил и махал руками. На шум стянулись другие гонщики, разбуженные королевой. Пришлось сдаться. Мольба окончена. Парень повесил руки и плечи и отправился к своей машине. Безумный рой из чёрной массы аэробайков, с серыми вкраплениями и белой «убийцей» королевы, вырвался в день. На улице никого. Все, кто не присоединился, попрятались в норы.
— Двенадцать! На двенадцатую!.. — орал Стим, понимая, что его уже никто не слышит. От крика немного легче, не так страшно. Так и понеслись.
Чайная пауза
Лея не любила чай. Что это вообще за манера пить чай, когда есть кофе? Она почти допила чайник. Впитывалась уже третья чашечка, с которой ей приходилось мириться в одиночестве, когда он объявился. Да ещё как!
Чайный переулок замутило, он весь задрожал, в предчувствии, и живо заполнился хлынувшим на него потоком аэробайков. Тут обычно не гоняют, и его, неподготовленного, мгновенно порвало на части. Такой кутерьме здесь невозможно было уместиться, в этом переулке, но заплыли и уместились все, сотни байков вслед за королевой. Небольшой и спокойный квартал на двенадцатой улице, для любителей чая, превратился в живую переполненную парковку огромного чёрного роя.
Да нет, это не может быть он, вон там. Но халат, халат и цепь… Лея привстала. Столики и стулья во всех заведениях в переулке задрожали, чашки ездили и прыгали на столиках. Халат, между прочим, такого же цвета, как её аэробайк. Её?! С кем это он?
Стим, ещё больше раскрасневшийся, на мягких ногах спустился на землю. Лицо повесило на себя странную полоумную улыбку. Взъерошенные чувства, кричали взъерошенными волосами, а Стим не мог проронить и словечка. Мото-мамми потрепала его за щёку, достаточно сильно, чтобы оставить на ней след. Потрепала и влепила пару хлёстких пощёчин, видимо, чтобы разгладить щеку. Растерянный Стим не знал плакать ему, благодарить или вилять хвостом. Так и стоял, в смешении.
— Куэста чита-э миа!!! Куэста чита-э миа!!! — крикнула королева, приподнимаясь на байке, вновь начиная свой огненный круг. Толпа закричала, рой угрожающе и дико загудел.
Стим зажмурился и замер, дожидаясь пока всё это закончится. Королева приблизилась, взяла его за подбородок и поцеловала в лоб, затем оттолкнула, высоко задирая руку и закружилась… и унеслась… утягивая за собой весь свой безумный рой.
Стим открыл глаза и нервно улыбнулся. Переулок, прижатый любителями чая к стенам, торчал Стимом посреди пустынной улицы. Лея пряталась в чашку с чаем, когда Стим увидел её и пошёл прямо к ней. На дороге, кроме него, не было уже ни души.
— Ого, однодневка! Ты откуда королеву ночного роя знаешь? — пошла в атаку Лея, когда Стим оказался рядом с ней.
Улыбка стояла на своём и никуда не хотела уходить. Она стояла на лице Стима, как вкопанная, и в Штормовом, этой застывшей нервной улыбке больше не было места.
— Королеву чего?
— Королеву Роя!
— Роя?
— Роя.
— А, ха-х, конечно, да я не знаю. Не знаю, они меня просто подвезли.
Об одном и том же, но о разном говорили сейчас Лея и Стим. Для него это просто случай, нелепое и смешно происшествие, в котором он оказался, пролетая сквозь город и кружа с безумными гонщиками. Для неё, это была весьма известная и определённая личность, королева самой крупной и дерзкой группировки гонщиков Штормового, ещё и средь бела дня, что само по себе удивляет. Рой гоняет по ночам, а тут при свете, да ещё с этим туристом, чтоб его. Кто он вообще такой?
— Подвезли?! Это как?
— Нуу, я не хотел опоздать к тебе и попросил доску, сказал, что мне нужно ехать, а тут вот… — указал Стим в направлении улицы, куда умчались только что сотни аэробайков.
— Попросил?
— Ну да, попросил, и меня подвезли…
— С одиннадцатой на двенадцатую?
— Нуу, не совсем, они, как бы, немного покружили ещё, не сразу на двенадцатую… Я снова море видел.
Лея опять спряталась в чашку с чаем, и даже распробовала в нём что-то новое, ей начал нравится заканчивающийся чай.
— Долго ждёшь?
— Нееет…
— А я как-то перехотел чаю, мне бы холодненького чего-то.
— Возьми холодный чай.
— Холодный чай? Нет уж. Покажи мне город и… я хочу хоть что-то понять. Мне кажется, я начал забывать откуда и как я сюда попал. Вроде всё помню, но воспоминания становятся пустыми, они не заполнены чувствами. Понимаешь? Как музыка без звука, как ноты. Вот они, но ничего нет.
Штормовой
— Что значит у тебя прав нет? О чём ты говоришь? Садись и поехали.
— Я не могу. Давай как-то иначе.
— Сел и поехали, смельчак! Ха-ха, ты примчал сюда с роем, на байке самой королевы, а теперь не можешь за руль сесть? Ха-ха-х, ну ты даёшь, — Лея хохотала, мило, но возможно истерически.
— Говорю тебе, у меня прав нет с собой!
— О каких правах ты говоришь?
— Водительское удостоверение, ну… какое? У меня и обычного мотоцикла нет. Прав на вождение, тем более вот этого вот.
— Понятно. Стим… а права на хождение у тебя есть?
— Чего?
— Ну, я помню, бывают права на вождение транспорта. А права на хождение, на ходьбу, на то, чтобы ходить у тебя есть?
— Неет, ну это другое.
— Так у тебя есть права на хождение, есть права на то, что ты можешь ходить? Они тебе нужны?
— Нет! Таких прав у меня тоже нет.
— Но ты ходишь?
— Хожу!
— Садись и поехали город посмотрим. Спокойно. Ограничения в отсутствии возможностей рождают невежество. Ты не в курсе? Ха-ха-х, тут не нужны права, чтобы двигаться, чтобы перемещаться. Это естественно, как ходьба.
— Но… я не умею.
— Садись и поехали. Не попробуешь не научишься, — этому взгляду невозможно отказать. Стим, перешагивая что-то внутри себя, без прав на ходьбу, полез на аэроцикл. Такой шаг, в присутствии собственной воли, он делал впервые.
— Садись-садись, всё просто, я тебе покажу.
Стим уселся на этот странный, плавающий в воздухе байк, как же это завораживает.
— Смотри, вот это, и всё в Штормовом, работает на энергии распада…
— Распада чего?
— Распада времени.
— Времени?
— Времени. И эта энергия синхронизируется с твоей. Сама по себе она бесполезна. Ты чувствуешь?
— Чувствую. А что?
— В животе и за спиной, тянет…
— Тянет?
— Тянет. Чувствуешь?
— Чувствую.
— Тогда поехали, — подытожила Лея, как будто всё понятно объяснила, и залезла к Стиму на байк, — вперёд! Животом.
Животом. И что я должен делать? На байке нет газа на ручках, нет никаких педалей. Животом… И байк тронулся.
Стим наклонился вперёд, чувствуя натяжение в животе не кожей, не мышцами, глубже, и байк поплыл, робко и осторожно, так, как чувствовал Стим. Ого, работает. Он выровнялся, чуть-чуть отклоняясь назад, возвращаясь в исходное положение, и байк застыл.
— Ага, — радостно согласилась Лея с такой ездой, — а теперь смелее.
— Ну, давай попробуем. А какие правила?
— Тебе для всего нужны правила? Ха-ха-х, ты в Штормовом. Вперёд! И всё станет ясно.
На первом же перекрёстке Стим не смог повернуть, аэроцикл помчался прямо, не обращая внимания на потуги байкера. Справа от него проплыла группа людей на аэродосках. Получается, если бы ему удалось повернуть, они могли столкнуться?
Умная езда и, действительно, скоро Стим ощутил себя в общем потоке живого города. Его личные мотивы, его умения, остались где-то на задворках, где-то за потоком дорог, вне Штормового.
Стим перестал видеть город, совершенно отключился, позволяя потоку течь внутри. Периферическое зрение выступило на первый план. Поток сквозь него, а он по живым сосудам и магистралям города, как часть общего движения.
Движение, энергия, и её энергия. Он стал чувствовать. Лея сливалась с потоком Стима и они мчались в бесконечном потоке Штормового. Так вот, как это! Вот, что она имела ввиду. Из вен города, Стиму стало отчётливо видно то, что скрывало от него эго, скрывали попытки цепляться, отгородиться от жизни и себя — он ощутил пульс, вечный поток жизни. Вот она, бесконечная энергия!
За попытками что-то себе сказать, мыслями, чувствами, желаниями, невозможно услышать тишину бесконечного потока жизни, отделяя себя. Штормовой... а Штормовой растворяет эти барьеры, в невесомую оранжевую пыль. В пыль. Изнутри, оказывается, всё лучше видно.
И вот летит он в потоке, сливаясь с ним, сливаясь со Штормовым, а как остановится-то теперь? Как остановиться?