Чего только не говорят в маршрутке
Чёрная спортивная сумка неопределённого происхождения, в смятении, лежит на коленях. Мужчина не столько придерживал её руками, сколько положил их на неё. Две. На кулаках этих рук, на проксимальных фалангах пальцев, жирным текстом набиты буквы: KILL BULL, последняя L из которых успела только окантоваться тонкой синей линией и отличалась от семи остальных выпадая из общей картины.
Никакого подражание стритовому стилю — улица, как она есть. Богатая своей историей и бедностью. Бедная выбором и наличием вариантов, богатством.
Чёрные джинсы, чёрная выцветшая но чистая майка, безликие кроссовки и тёмные очки на лбу. Густые тёмные волосы. Ожидаемого запаха перегара нет. Небрежный, в общем, но не отталкивающий образ, если не фокусироваться на обильно ползущих по рукам и шее татуировкам, что невозможно, когда видишь его впервые. Крепкий торс, сбитое приключениями телосложение. Холодные, пустые, но бодрые глаза.
Утро. Пыльная маршрутка, все сидячие места заняты, и она летит по городу придерживая свои «крылья» и бампера, чтобы не потерять. На двух задних сидениях, напротив одного, тоже расположенного боком к остальным, двое сонных мужчин, один более сонный, другой менее. Тот, что менее, постарше, а тот, что более, помоложе. Они синхронно болтают плечами и конечностями, подпрыгивают на креслах, не обращая внимания на манеру вождения, качаются и внимательно слушают.
— И мы приезжаем туда, и видим: абэп уже крутит кого-то, прямо мордой в асфальт! Ну, мы что, посмотрели, быстренько развернулись… Четыреста километров ехали, на двух машинах. Ну, что делать?.. На заправке потом остановились, а Саня за рулём был, на других документах, он там типо босса, молодой, но такой… и говорит: «Иди за шоколадками, не расстраивайтесь, сейчас настроение поднимем». Ну, я и пошёл, мы потом... Он говорит: «ну пошли», и мы делаем, все вместе, ехали потом, он там рассказывал, а я еду, ты прикинь: зима! деревья вот эти шапки в снегу, я сижу на заднем сиденье, красиво, небо, тепло, меня растащило, как накрыло там. Он меня спрашивает что-то, а мне уже так… Раньше, конечно, бывало… Там ещё парниша, прикинь, аудюху новую, в универсале, чёрную такую, на литье, прикинь убойную просто, продал, чтобы деньги вложить в брикеты, в блоки эти, и все бабки, и вылетел, потом на ниве ездил, на обычной вот этой, старой, где чтобы передачу переключить нужно в подвал спускаться… Бабки хорошие. Там же как, раньше, эти… они что палкой наковыряли в вагонах, то и достали, а потом поставили сканер этот, рентген, и вагон просвечивают, и если есть чего, то: «снимаем вагон!», и похер им… А так, прикинь, бабки хорошие, можно было штукарь вложить, и при хорошем раскладе три вытащить. Но это, если ты, это, а я тогда, прикинь, целый день на стройке, а после стройки на железку, копчиком, и в стружке в этой, в щебне рыть… тяжко, но мне, как этому, как дольщику, ещё по сотне за каждый блок «сигарет» сверху, а потом рентген этот… А так, поднять хорошо можно было. Там же как, даже один из этих, сам, он там муж сестры оказался, одного из парней там, и вот, он, короче, со службы ушёл, чтобы сам это… Прикинь?
Собеседники кивали головой, иногда вопросительно поднимали брови, переспрашивали, обязательно проявляя участие, чтобы не выказать безразличия. Он говорил, он не боялся говорить, не остерегался быть услышанным, понятым. Незнакомые уши потихоньку нагревались и старались свернуться или отвернуть голову в сторону. Никто не оборачивался и не прислушивался. Микроавтобус стремительно рассекал маршрут, сквозь ровные и не очень, гладкие и не совсем, части пути. Для него путь был одинаково ровный, и более-менее гладкий, практически всегда. Собеседники остерегались не столько слов, сколько своей возможной реакции на них. Смотрели, слушали и молчали.
— Сейчас, посмотрим, что там, Вова этот, не знаю кто он там, как называется, полу-босс, мастер он, заместитель или как его, полу-босс, короче, это он бухать с нами вечером собирается…
Маршрутка притормозила на одной из остановок в центре города. Он вышел из неё так же, как когда-то вышел за рамки и границы держащие в себе большинство людей — естественно, сам того не замечая. Накинул сумку на плечо, своими забитыми и громко говорящими руками. Невозможно составить впечатление об этом человеке, невозможно уловить его взгляд, да никто этого и не хотел. Двое вышли за ним.
Глядя боком, глядя исподлобья, глядя незаметно, смущенными и неуверенными взглядами пассажиров сквозь стёкла, маршрутка поехала дальше. Дальше, скорее спрятаться в понятное и привычное.