Рядом, на центральной аллее, длинная зелёная скамейка, выкрашенные чёрные подлокотники её многослойны. Гладкая и красивая, есть в ней прилично питерского, сильно неудобная. Дизайнер будто не определился и создавалась она в итоге не для отдыха. Узкие доски прогибаются под весом, острые края сильно впиваются. После сидения на ней болит спина и копчик, остаются красные полосы на ногах, если ноги оголены.
Лето. Не жарко. В парке очень много света, много тени и зелени, людей. У первой половины до полудня, как и у дня целиком, нет никакого имени и значения, совершенно не ясно будний этот день или выходной. Приходишь сюда и детали захватывают тебя целиком, всё, что волновало остаётся за пределами парка. Невозможно оторваться от людей и их разговоров, шелеста старых высоких тополей, от густой и мягкой травы, беззаботного болтания по тропинкам детей и дам с собачками. Пространство другое. Свежо, легко, хочется остаться и побыть ещё немножко, хочется подышать, почитать, поговорить, хочется помолчать и посмотреть по сторонам.
Белый пакет, доверху заполненный продуктами из магазина по соседству, занял почетное видное место по центру лавки. Рядом с ним, уютно устроившись к подлокотнику, села взрослая женщина в очках, седеющем жидком каре на голове и с отрицанием всего на свете в выражениях на лице. Видимо, отрицательная частица «не» объединяла её с этой скамейкой.
— Алло, — сказала она в телефон так, чтобы слышали все, выпрямляя осанку и поднимая подбородок вверх. Видимо, никто не ответил и разговор не состоялся.
Сама собой, из сумочки появилась флягоподобная стекляшка чего-то рыжего, почти незаметная в руках. Я отвернулся, чтобы не смотреть, как она глотает. Быстро и мимолётно. Очки сползли на кончик носа, помогая в поисках собеседника в контактах в телефоне. В воздухе рядом с ней появилось чуть больше спокойствия, чуть больше естественности, кажущейся. Голос стал громче, разговор, в целом, если слушать его, напоминал полоскание белья, с брызгами и грязными пятнами — тяжёлый труд, двумя словами. Тяжесть слышалась и в отношении к жизни, и в выражениях о людях, и в целом.
Мимо отрицательной лавки, порхая по парку в свободных майка и шортах, с мешками и палками для мусора, прошли три девушки из местного колледжа, утягивая внимание за собой и отработкой своей практики. Практический навык давался легко. Они и очищали парк от редкого мусора и украшали его своей лёгкостью и беззаботностью. Обойдя вокруг площадки они убежали дальше, в другую часть с детскими и спортивными площадками, по ту сторону дороги, шляясь по газонам и бегая вокруг деревьев и кустов.
На площадке, на лавках в тени, мамочки с младенцами, а на уличных тренажерах продолжают трудиться люди примечательные, видимо, притянутые какой-то странной и особенной силой. Каждый похож и на пародию киногероя и на душевнобольного одновременно. К ним никто не подходит, люди их сторонятся, но и между собой они не общаются, оба при этом в перчатках. С подросшего прохладного газона, рядом с молодыми берёзами, их видно отлично, и внешне и не только, от остальных обитателей парка и прохожих, отличаются они очень сильно.
Один в кожаных перчатках без пальцев, отчаянно приободряя себя растопыренными в ширину локтями, ходит от одного уличного тренажера к другому, сильно сутулясь и вытягивая шею вперёд. Другой, в рабочих перчатках с пупырышками на ладонях, узких солнечных очках и кепке, льняной рубашке, занимается всерьёз, он качает пресс, крутится вправо-влево, подолгу сосредоточенно сидит.
Все эти тренажёры не предполагают мазолей на руках, здесь нет турников. На них можно только размяться и покрутиться, помахать ногами. Они, с большего, для пожилых людей. Но вся эта площадка и гораздо более детская, и гораздо более спотривная — люди стесняются здесь больше тех, кто ходит на турники, и ведут себя не менее по-детски, чем на площадках детских или в песочнице.
Весь этот парк, с площадками, город за пределами парка, переполнен вот такими «взрослыми» в «перчатках». И не ясно, мы правда верим в этот косплей на жизнь или все мы давно не в себе, а человек из притчи, который не пил отравленную воду из колодца и сохранил ясность своего ума, даже не заходил, чтобы сказать нам о сумасшествии.
Часто видите в городе таких? Здорового человека, сегодня, действительно, лучше видно — он сильно бросается в глаза, на общем фоне. Вечером, если не забыть, обязательно надо заглянуть в себя, а не в зеркало, может что-нибудь и станет видно.