Я написал бы тебе слов воздушных, слов невесомых, нежных. Таких тонких, чтобы нитью вытянуть душу, для всех твоих иголок в старой нитнице, железных.
А ты сидишь в своем старом креслице...
Таких слов, как я умею, как могу. Помолчу и тебе улыбнусь. Нет, я не плачу и ничего не боюсь.
А ты сидишь в своем старом креслице, напротив меня...
Улыбаюсь тебе, за тебя молюсь. Да, я видел, но ничего не боюсь. Может только слегка, может только совсем немного. Никогда и никто больше сырников твоих не съест на завтрак? А вдруг, никогда и никто, хотя бы похожих, других, на завтрак... Не сегодня, но где-то, кто-то, может быть завтра?
А ты сидишь в своем старом креслице, напротив меня, как всегда...
Вон! Смотри! На той стороне реки, реки у холма подножия, где дачи, дачи, и ты. На той стороне реки, где был твой детдом когда-то, я снова вижу маленькую девочку. Мне кажется, она меня узнаёт... На той стороне реки, где юную тебя, из избы, разбитой войной, железной дорогой, везли солдаты, и ты за горой...
А ты сидишь в своем старом креслице, напротив меня, как всегда, стесняясь своей трехпалой руки. Своей сильной трехпалой руки, отпечатка на теле, отпечатка войны. Эти руки волшебницы. Руки матери. Руки матери матери. Мы их целуем, нежные руки старости, со скорбью. Они были ко всем, ко всем внимательны. Сидишь, немного стесняясь и к телу кисть подгибая. Слегка прикрывая другой рукой свои старые губы, и локтем опираясь о ногу. В этом взгляде тебя так много. В этом взгляде и есть вся ты, все деревья твои и цветы. Твои светло-серые волосы, волосы что-то делали, видно они веселые, совсем не хотят расчесываться. А за спиной у тебя стена, а за стеной протянуто ран, а за стеной протянута жизнь, а за стеной... ты только держись! Нет, ты не любишь слез, ты просто видишь насквозь. Ты просто знаешь цену еде, ты знаешь цену деньгам. У другой бы тебя, на старческой бороде, за путь с нелегкой судьбой, плескался бы океан. Из глаз. Но это всё не про нас. Это всё не для вас.
Кружева и тросы плетутся, спицы звенят, а клубочки вьются. Ты уходишь. Они остаются. Дочери остаются и внуки, но нет никакой разлуки. Это всё ты, всю жизнь воплощая чужие мечты, оставила вечный огонь плиты. Ты ушла, а я пока остаюсь. Разве могу я что-то сказать? Я просто молчу и ничего не боюсь.