День из незнакомых, открытых и способных на всё. Такие дни невозможно спланировать и реализовать только по собственной воле. Воскресенье. К нему я подошёл с большим везением и лёгкой усталостью в полёте. До того, в пятнице-субботу, сработала катапульта.
Толстая бурая резина из светлой ностальгии к старой квартире, добрых воспоминаний о бабушке, и непростых о других, натягивалась на столбах из минувшего и будущего. Натяжение, до того держащее меня подальше от взаимоотношений с людьми, обязательств, и сдачи этой квартиры, сработало. Катапульта высвободила и выплюнула меня в настоящее, сначала на встречу и беседу с человеком, потом в телеком для подключения пакета интернета и видеонаблюдения, дальше я полетел в ряд других мест, где по инерции всё получалось быстро, вплоть до самого вторника. В воскресенье же я оказался один на один с незапланированным временем, закрытыми на выходной день учреждениями, пустой квартирой и прекрасной солнечной погодой середины весны.
…оставшиеся в шкафу книги я сложил стопками и обернул пищевой плёнкой. Четыре стопки идеально встали под стол в пожилой кладовой (гардеробе). Всё остальное убрано и в порядке, квартира голая, я ходил по ней туда-сюда, осматриваясь, и собирался куда-нибудь. Куда-нибудь и отправился, чтобы не пропустить мимо незаполненное воскресенье.
В наполнении дня и наполненности хорошим настроением я гулял по городу. То, что выставлено на показ меня не интересовало, хотелось увидеть и почувствовать, пройти тот город, в котором живут люди, в котором слышно дыхание только его, местное. И город открылся, показывая, что я из него вырос. Даже если с самого этого момента, всю оставшуюся жизнь, всё отведённое время я проведу в нём — я буду счастлив и я из него... Оформиться, освоиться, адаптироваться, смириться. Сузиться, всунуться и приспособиться — чего только с нами не случается, но чаще, всё же, случается счастье.
Медленно, придерживая скорость дыханием и вниманием к деталям, я шёл рассматривая всё кругом, синхронизируясь с собой, течением весны и Двины. Такие прогулки возвращают голове покой а ногам опору. Я отдыхал. Солнце, живые и очень разные люди, бесконечная весна. Очень красиво. Я не чувствовал себя одиноко, прогуливаясь в одиночку, не чувствовал бездельником, ничего не делая. Я чувствовал, что продолжаю двигаться, приезжая сюда, продолжаю расти.
В этом году река полноводная и широкая. Субботним утром переходя мост я видел настоящее чудо: трава у моста, на склонах, ярко искрилась росой, а небо было такое чистое и синее, что невозможно понять его цвет и пределы. Для меня всё это просто волшебство. Солнце щедро поливает белым, из жёлтого, а по реке плывут… льдины, как при паводках во время снеготаяния. Зрелище просто невероятное, над городом лёгкий почти неосязаемый туман и, в общем, создавалось ощущение нереальности происходящего. Вся вода, куда не посмотри, была покрыта белыми островками странного плотного снега. Но как такое может быть? Да, это был не лёд и не снег, пусть и очень похоже.
При сбросе воды с дамбы, в нескольких километрах перед городом, по руслу, образуется вот такая пена. Явление не частое и объяснимое, но увидев его впервые ощущение сказки уже не пропадает, как не объясняй. К воскресенью все «островки» уже растворились, я смотрел через знакомую реку на набережную усыпанную людьми, смотрел на колесо обозрения, церковь, палатки, и видел себя по другую сторону от шумной жизни выходного дня. В покое и созерцании. В тишине.
Мост на который я поднимался сегодня, примыкал к некогда большому и значимому театру. Между белых колон, у входа, собирались люди. Я перебежал дорогу на весело моргающий зелёный и оказался внутри театра, прямо перед кассой.
— Здрасьте, а что даёте сегодня?
— Здравствуйте, комедию…
— Ходят люди я смотрю, билетик могу купить?
— Да, можете, начало уже сейчас, через пол часа. Место будет приставное.
— Это как?
— Вам поставят стульчик.
— Прямо возле ряда?
— Да, подойдёте к билетёрам и вам всё покажут.
— Хорошо, давайте.
Я купил билет и вышел на улицу осмотреться. Посмотрел на людей, ничего не понял, и вернулся в театр. Плащ лучше в гардероб не сдавать, на входе мне сказали, что в здании будет прохладно. Погулял, посмотрел на фото, лампы, диваны и бархатные красные стены. У входа в зал я показал билет и мне предложили, показывая на стопку сложенных у стены стульев, место хоть у первого ряда. Я решил подождать, пока заполнится зал, чтобы не мешаться в проходе. Нашу беседу услышала другая женщина из администрации, подошла и предложила пройти на балкон, там теплее и спокойнее. Я с удовольствием согласился и мы пошли, мило общаясь на тему отопления и вообще...
На балконе оказалось хорошо, но после первого акта я ушёл, не понимая, но догадываясь, как труппа таких сильных, ярких и интересных артистов, может показывать такое бессодержательное и неоформленное представление.
Стоя у авант-сцены, на третьем этаже, перед тем, как покинуть храм искусства, я смотрел в темноту сцены, прекрасную, и вспоминал, как будучи школьником сам давал тут спектакль. Играл я тогда неосознанно, без малейшего представления о том, что делаю и хочу сказать, но было хорошо. Только текст я тогда помнил и казалось, что понимал, сейчас не помню и его.
На выходе я встретил ту самую культурную женщину:
— Вы уходите? Ещё второй акт.
— Да, я знаю, но как-будто уже всё увидел, извините, — она подошла чуть ближе и я спросил — скажите, а кто сейчас режиссёр?
Она понимающе кивнула, поджала губы и ответила:
— У нас сейчас нет режиссёра. Место вакантно.
— Это видно.
— Да…
— Желаю вам поскорее найти хорошего.
— Спасибо, до свидания.
— До свидания.
Вечер ещё не наступил. Прогулка продолжилась, но уже в обратном направлении.
Следующий день двигался по инерции, полётом из той самой катапульты. Во всех учреждениях были приветливые и расторопные люди, всё получилось быстро и хорошо. Помимо дел связанных с квартирой, во вторник, у меня было предварительное слушание по неисковому делу о подтверждении родства с моей прабабушкой — это совсем другое, но не мение важное. В подобной ситуации я не был, с документами и судом взаимодействовал впервые, и время там течёт иначе. После слушания я отправил разные по содержанию, но одинаковые по смыслу сообщения нотариусу и адвокату, чтобы проверить догадку… Перезвонил мне именно адвокат, но исходя из сообщения отправленного нотариусу, как заинтересованному лицу. Говорили долго, и в этой беседе он так ни разу и не упомянул о моих интересах, что тоже стало для меня открытием.
Ближе к вечеру, дополнив багаж небольшими подарками, я сидел у дверей квартиры, рядом с сумками, и дожидался времени вызвать такси. На вокзал приехал всё равно за час до поезда, ждать не хотелось. Рассматривал перрон, вагоны, козырёк над платформой, рассматривал себя изнутри, стараясь понять, что кроме вещей увожу в этот раз с собой, какой опыт и какие впечатления.
К составу прицепили голову, открылись двери, я уехал. Дорога, поездка в целом, все дела, всё обрело логичное продолжение. Попутчик погрузился в просмотр фильма, я погрузился в размышления, уже предчувствуя начало новой но-фикшн заметки, и начал я вот с чего:
С развитием интуиции развиваются и аналитические способности, как две стороны одного. Не знаю случается ли так у всех, но способность фантазировать и проникать в суть, сильно дополняют друг друга.
Я размышлял, читал, смотрел в окно. Начало темнеть, за окном медленно проплыла серая электробудка. Неподалёку, между двумя другими линиями, за низким серым ограждением, формальным, близко прижатым к будке со всех сторон. В темнеющем дне, в полумраке, она пританцовывала музыке в наушниках, похожая на прямоугольную каракатицу или жука, с тускло подсвеченной красным фонарём жопкой.
Описательная проза (один из трех, в поезде, вагоне, купе): он, как будто, едет на смерть; этот третий вошёл в вагон молча и быстро, сел куда придётся, не здоровался, не смотрел, как будто и не было его. Потирая глаза, в глубине, в самом углу под верхней полкой, он вдруг встал и резко вышел из купе. Глаза эти казались с низкооттянутыми верхними веками. Человек вернулся и сел, сложив руки треугольником, упираясь в них лбом, с закрытыми глазами. По позе и напряжению было видно, как сильно он переживает. Достав голову на свет лампы на потолке, он сидел в такой позе долго. Его надбровные дуги в «ночном освещении» казались огромными. Лысина широко расходилась от макушки сливаясь с залысинами и лбом, по бокам прилично отросли волосы.
Мужчина мог неожиданно засмеяться, глядя видео с зелёными человечками в телефоне, или долго морщиться от своих мыслей, зажмуривая глаза. От напряжения у него выделялись вены на голове. Он закидывал ногу на колено и начинал ей сильно трясти или сидел совсем неподвижно, с закрытыми глазами. Опять резко поднимался и выходил, но всегда аккуратно прикрывал за собой дверь. Возвращался, снова садился…
У него не было с собой сумки, верхней одежды, ничего, только телефон и наушники. Майка, джинсы, кроссовки. Сначала я думал, что он работник железной дороги и едет на резервном месте, но потом увидел работников в другом купе. Ехать скучновато, и я решил узнать, где он будет выходить, казалось, что едет он не до конца.
У проводницы спрашивать странно, пусть труда это и не составляет, но я решил не узнавать. Как можно узнать ещё? Билет я покупал через приложение железной дороги, онлайн, в этом же приложении, по номеру поезда, оказывается, можно посмотреть маршрут со временем отправления от всех станций. Я знал какие станции мы уже проехали и от каждой последующей, через раздел покупки билетов и выбора места, я смотрел, от какой станции в купе снова станет два свободных места. Со второй попытки нашёл, и когда поезд подъехал к Борисову я точно знал, что этот человек тут выходит. Люди могут заинтересовать не только чем-то хорошим, будь то попутчик, адвокат, или любой другой человек, попадающийся нам на пути.
Нельзя определить путь только точкой назначения или маршрутом, можно определить только себя в пути. Чувства, если их контролировать и направлять, всегда служат помощником мозгу. И наоборот. С каждым новым опытом, новыми сферами, людьми, ситуациями и делами, я всё отчётливее понимаю, осознаю, важность именно содержания.
Так или иначе, но поезд приедет именно к той станции, на которой пора выходить. И я счастлив путешествию.