1
Атмосфера нечищенного серебра, от чистого и звонкого утреннего света, как будто попавшего в старый пошарпанный вагон электрички. Светло и пыльно, просторно, но мы не в утренней электричке с бодрыми дачниками (бодрыми потому, что у них мало времени) и сонными студентами (сонными от безразличия к ценности свободного утра), мы в большом полупустом самолёте.
— Ты ещё помнишь, что мы спим?
Она не ответила, она задремала от плавно гудящих старых моторов, как только самолёт поднялся в воздух.
В проходе между кресел, почти не отрывая ног от мягкой светлой дорожки, двигался стюард в форменной одежде и шапочке очень похожей на турецкую.
— Ваши документы, пожалуйста, — вежливо попросил высокий стройный мужчина в пиджаке с блестящими пуговицами в два ряда, как на мундире, и маленькой лакейской шапочке с кистью на шнурке.
— А возьмите! — открытый паспорт в переливающейся жёлтой обложке выглядел случайно попавшим предметом в этот самолёт. Слишком ярко и свободно от стереотипов однотонности и расцветки флага (какого-либо).
Скрывая волнение и опасение прикасаться к этой обложке стюард закостенелыми движениями протянул руку и взялся за документ. Глаза его и выражение лица кричали страхом, страхом проснуться, опомниться, осознать себя без оправданий и отговорок, как будто одежда документа или сам документ может таким образом повлиять, если не прикосновением, то фактом прикосновения человека к чему-то свободному, отличному… А может ли?
Документ, своим номером и происхождением, сказал о принадлежности к одной из закрытых маленьких республик. Сказать что-то действительно важное о человеке которому принадлежит он не смог. Он, паспорт, думал что это человек принадлежит ему. Так ли это? Может ли человек с присвоенным номером и документом перестать от этого быть человеком божьим? Принадлежит ли теперь его ум, чувства, и душа, кому-то ещё, если его назвать Гибралтаром, Кореей, да с какой угодно географической и политической принадлежностью? Снаружи ли свобода?
Проявляя мёртвые бюрократические настроения на своём лице стюард с удовольствием щёлкнул металлической машинкой и продырявил паспорт насквозь, как одноразовый талон, прямо на серийном номере, после прочтения гражданства. С победным чувством он протянул паспорт обратно, ожидая паники, сожаления, горечи и всех подобных эмоций утраты чего-то важного, но встретил лишь улыбку в ответ. Что не так? Стюард снова открыл паспорт, поднял дырки на просвет, проверил — всё нормально, документ испорчен, как должна быть испорчена теперь жизнь человека. Но нет. Улыбка. Стюард твёрдо протянул документ обратно, всё ещё ожидая хоть какой-то ему понятной реакции.
— Спасибо, — услышал он ничего не подозревая, видимо, окончательно уверовав в праведность и неоспоримость плохих разрушительных чувств. Было только спасибо.
Тогда он решил спросить документ у спящей женщины. Разбудить её и испортить документ ей, самое важное в жизни, но он и подумать не мог, что она вовсе не «спит» в своей жизни, а этот документ имеет важность во сне только для него. Она лишь сладко задремала от шума моторов.
Девушка открыла глаза, присмотрелась, и взяла стюарда за руку.
— Мы уже закончили тут? — спросила она, не обращая внимания на форменного болвана в форменной одежде.
— Да, — услышала она в ответ, и увидела в глазах тот самый вопрос, с которого всё начиналось.
— Конечно, конечно я помню, — ответила она.
— Тогда нам пора.
Стюард растерянно разглядывал свою ладонь теряя знакомую реальность. Рука становилась живой, у неё появился оттенок, желтоватый, свежий. Его собственная рука показала ему «фак». Он испугался и отскочил в сторону.
— Что происходит?! Кто вы такие?!! — закричал он совершенно ничего не понимая.
Молодой человек и девушка уже поднялись с кресел и отошли, девушка обернулась.
— Ничего не происходит. Просто ты спишь, — ответила она и засмеялась.
Самолёт стал действительно походить на развалюху электричку. Молодой человек взял девушку за руку и повёл её к выходу. Дверь перед ними обмякла и растворилась. Стюард, в панике, остался в вагоне с чувством осознания того, что он во сне, но не в силах проснуться.
2
— Как думаешь, где мы проснёмся в этот раз? — спросил он перед тем, как шагнуть в просвет размякшей и растворившейся двери.
— Мы снова проснёмся, не важно где, — она ухватилась за его руку сильнее, смешиваясь своими пальцами с его и зажмурилась шагая следом.
— Ого, Родина… — широкая серая лестница с холодными (даже на вид) металлическими глянцевыми перилами приглашала их спуститься в подземный переход.
— Холодно, — сказала она глядя на пар и поёжилась от запаха сырости из темноты, — ты голый!
— Это уже интересно, — сказал он оглядывая себя, — ты помнишь, нет никакого холода, мы решаем сами, и наготы нет, тело и есть покров.
Она выдохнула и успокоилась, — Мы уже близко, всё такое реальное… Так медленно бьётся сердце, как будто мы совсем на другой скорости. Давай спустимся и посмотрим.
— Я знаю это место, оно кажется мне знакомым.
— Да, мы были тут. Из перехода есть выход к Макдональдсу и к ГУМУ.
— Куда?
— Думаю в Мак. Точно туда.
— Есть такое, туда, как будто не обязательно… — у выхода к центральному гос магазину, прямо на ступеньках, мужчины и женщины в форменной одежды, легко и безучастно, отнимали лучшую продукцию у тесно толпящихся бизнесменов, оставляя взамен пожелтевшие советские листы в клеточку и ещё какие-то атрибуты уныния.
Переход, без какой-либо под собой основы гордился своими стенами, потолком и грязным полом, гордился, как будто это он сам создал каждый камушек и лампочку. Считал себя молодым и свежим, но изредка умывался грязной водой, красился залежалой высохшей краской, не замечая ржавых подтёков и трещин уже давно ставших дырами и ямами. В темноте неведения сойдёт, главное гордиться чужими заслугами и не видеть других переходов, а поверхности вообще не существует — это миф. Кто говорит о поверхности, пишет её на картинах, поёт о ней песни, тот…
— Ты о чём задумался, мы идём?
— Да, прости, на эту… на это вот засмотрелся. Затягивает.
— Ха-ха-х, ну ты даёшь! Сон, а ты вовлекаешься. Идём в Мак?
— Да, прости.
Они поднялись на поверхность, так и не прикоснувшись к перилам, которые обещая помочь подняться скорее заморозили бы в этом мрачном переходе навсегда.
— Похоже на старый лого макдональдса.
— Да, только гораздо веселее, и это не лого, а символ.
— Помню рекламу с ним и ростовых кукол. Как тебе?
Над красной аркой входа красовалась огромная голова клоуна Рональда Макдональда. Выражения лица и грим один в один, только вместо пышной красной шевелюры синяя фуражка с кокардой. Люди рядом с заведением и внутри за столиками выглядели одиноко.
— Мне кажется хорошо? А тебе?
— И мне нравится, как будто в этом есть немножко сарказма и юмора, к себе…
— Да, точно.
У входа встречали двое мужчин с картонными папками на шнурках и разлинеенными листами бумаги. Они были в одинаковой гражданской форменной одежде, один даже в кепке. Молодые люди опрашивали и записывали имена всех входящих поесть. На картонной папке одного из них виднелась выцветшая надпись «дело».
— Как вас зовут? Из какой вы школы и класса? — спросил человек у входящей парочки. Другой, в кепке, скрестил руки за спиной и вежливо кивал, подтверждая каждый вопрос и слово своего коллеги, но никто не мог догадаться, что они коллеги, они же в гражданском.
— Как вообще они могли? — начал он, отпустив руку возлюбленной, чтобы не смущать людей на службе. Его девушка сложила руки на живот и стала кивать каждому слову своего молодого человека.
— О чём вы? Что-то случилось?
— Конечно случилось! При чём тут люди? Как можно было перестать кормить людей? Негодяи они, всё вот это вот! — сильно замахал руками молодой человек, указывая на части интерьера оставшиеся от макдональдса.
Мужчина в кепке вежливо и молча согласился, то ли профессиональное, то ли по привычке, то ли уже не отличая одно от другого. Но мысль вроде правильная.
— Вообще, бесстыжие они, а людям теперь что? Правда? Правильно я говорю? А мы молодцы, то-то же! И отцы наши молодцы, а деды с прадедами, так вообще! Правильно я говорю?
Мужчина в кепке на всякий случай перестал кивать, а то тут и про дедов и мало-ли что ещё. Но мысль уже не казалась такой правильной и понятной. Вступила девушка:
— И ваши отцы молодцы, и дедушка ваш, — сказала она мужчине в кепке, — он же мальчишкой реально войну застал, так ведь?
Как только тема перешла на личное, мужчина в кепке окончательно запутался.
— Вот и я говорю! — громко отозвался молодой человек. На них стали поглядывать люди.
— Так, прекращайте, говорите имена и проходите, не шумите, пожалуйста, — напарник расслабился и закивал обрадовавшись понятному течение разговора.
— Конечно! Кто мы без нашего имени? Кто мы без отчества? Вот есть же люди, так они вообще без отчества, без стариков, а только и болтовни что о прошлом! Записывайте! Прапрадеда моего звали… Или вы что, не уважаете дедов и отцов наших?
Мужчина в кепке настороженно посмотрел на своего коллегу, внимательно вглядываясь, узнавая в нём нечто новое. Уж не диверсант ли. Школьники стали вытягивать шеи повыше, поглядывая на вход с интересом. Девушка отрицательно и осуждающе замахала головой.
— Да уважаю я, конечно уважаю! — выпалил мужчина с папкой в дрожащих руках, замечая, как его старший коллега в кепке напрягся и расстегнул кобуру под гражданским пиджаком, — Конечно уважаю! Говорите, как там вашего прадедушку.
Мужчина в кепке одобрительно закивал головой. Все расслабились. Школьники продолжили есть, но уже не отвлекаясь от людей у входа.
— Я очень люблю своего прапрадедушку, такой, знаете, настоящей отеческой любовью. И прадеда, и деда… Звали его Ивор, а батю его, вообще, вроде бы Альфред! Записывайте! Меня без них нет, и быть не могло бы, так что они тоже заходят! Представляете, как счастливы они бы были тут побывать, поесть, попить с потомками?! — выпалил молодой человек, и за его спиной, чуть дальше от входа, под лестницей крыльца, появились мужики в странной одежде.
— Правда Альфред? — неожиданно уточнил мужчина в кепке.
— Правда!
— А моего прадеда Альгерд звали, — радостно сказал мужчина в кепке, как будто сбрасывая груз со своих плеч. Некоторые школьники прильнули к окнам, разглядывая людей у входа, видимо, там появился ещё и Альгерд. Мужики на улице здоровались, осматривались и знакомились между собой.
— Ну вот, и я говорю! — радостно продолжал молодой человек, — а прадеда получается Иван Иворович, представляете? Записывайте! А деда Николай Иваныч! А отца, папку моего, Сергей Николаевич! Записали? Ну молодцы! А вашего батьку, как по имени отчеству? — спросил он у мужчины в кепке.
На лестницу поднялись вышеназванные прачуры подпирая молодых людей у входа и ощутимо создавая очередь. Один из них был в старой военной форме и винтовкой в руках.
— А моего отца Юрий Павлович! — радостно выпалил мужчина в кепке, заглядывая через плечи молодых людей на улицу и увидел своего молодого и полного сил отца, кмершего несколько лет назад. На лице его появился восторг, а на глазах слёзы, но он сдержался и счастливый стоял дальше, служба же.
— Петя! Пётр Евгеньевич! — выкрикнула девчонка школьница разглядывая людей через окно, радостно завопила и бросилась к любимому деду на улицу.
— Теперь матерей записывай! Чего же ждать-то?! Без них-то, без них-то куда? Без них никуда, и сюда тоже без них нельзя!
Мужчина с папкой в руках отчаянно старался не марать бумагу, но у него не выходило. Школьники звонили родителям, кто помнил кричал имена и отчества. Мужчина в кепке гордо стоял на посту, предвкушая встречу с батей. Что ещё нужно? Коллега окончательно перестал справляться. У входа в бывший макдональдс собралась нешуточная толпа. Живые смешались с ушедшими предками. Большой праздник намечается.
Молодой человек протянул руку мужчине в кепке и крепко, с уважением её пожал. После взял кричащую имена своих матерели и проматерей девушку и вошёл с ней внутрь, не называя собственных имён.
— Просыпайтесь… — шепнула девушка служивым в гражданском, — наши предки всегда с нами…
Картонная папка упала на пол и листы исчезли под ногами входящих предков и встречающих потомков. За парой так и не назвавшей свои имена закрылась дверь в туалет.
Делать-то что?
3
Глаза открылись тяжело. Пробуждение после двух часов сна, под самое утро, или ранним утром, когда вообще не реально проснуться. После насыщенного праздника и позднего ужина или после самого огромного в жизни дня, после... Сейчас только пробуждение.
«Точно, лето же», — опомнился молодой человек глядя сквозь узкие щели глаз на яркое пятно окна-света, приходя в себя, — «почему так тяжело? Лёгкое утро, вроде, даже спокойное».
— Я как будто что-то забыл. Ты ещё спишь? Голова гудит… — она не ответила. Он представлял, что она лежит закрыв глаза и только просыпается нежась в утреннем свете под одеялом, представлял и не оборачивался, — самолёт какой-то или поезд, не пойму, ещё школьники в макдаке и твоя пробабка. Я вообще её видел когда-нибудь? Вроде снятся только люди и места которые ты видел раньше.
— Снится может что угодно, — вполне бодро ответила она, — мы сами создаём этот сон, когда в него верим, — она прикоснулась к его плечу, робко и осторожно. Он не вздрогнул, не убрал плечо из под её руки, не положил свою руку поверх нежной кисти, ничего не сказал, вообще не отреагировал. Сидел придерживая голову и глядя в пол. Она смотрела на его спину, знакомую каждой мышцей, точечкой и царапинкой. Смотрела на шею и голову, смотрела на плечи и руки, и не видела его, — что ты ещё помнишь?..
— О чём ты? — наконец обернулся он и девушка слегка отстранилась. Она обхватила колени, сидя у стены, и поджала губы. Испугалась не тех глаз, не того взгляда, который привыкла видеть. Испугалась, что не нашла его, глубокого и близкого, за этими глазами.
— Я? — она отбросила все сомнения и страхи, подвинулась ближе и взяла его ладонями за лицо, за щёки, поднимая его подбородок выше, стремясь поднять вместе с ним и сознание. Заглядывая туда, туда, туда, но никакого туда не могла найти.
— Ты чего, — он ничего не понял, даже внутренне возмутился, — что случилось? — на её глазах заблестела какая-то непонятная грусть, как будто по нему.
— Ты… ты помнишь, что это сон? Всего лишь очередной сон, из которого нам нужно проснуться!
4
Просто любовь не в силах что-то поделать, если она не есть всё: всюду не проникает, отовсюду не исходит. Вот же она, вот она живая, всеобъемлющая, естественная, спокойная и безграничная.
— Чем больше мы пытаемся, тем больше я сомневаюсь, что у меня получится.
— Всё правильно, через сомнения тоже нужно пройти. Всё получится, главное, что ты вспомнил.
— Вспомнил, но так и не проснулся, — он взял её за руку, как когда-то раньше, сплетаясь пальцами, только сейчас вела она.
И они шли. И этого было бы достаточно, самих этих рук и пальцев, сплетённых вот так, но она не может уснуть. Столько времени видеть один и тот же сон, видеть его из-за его пределов. Видеть и привыкать, находясь в нём и бодрствуя.
Они шли, и вот они в парке, на веранде кафе, дожидаются встречи с нужным человеком. Он поглядывает на яркую зелень и небо, слышит музыку, листает меню и не помнит, как долго и каким образом они добирались сюда, до этой не туристической страны, этого городка и места. Он очень проголодался в пути, сейчас он смотрит на неё и улыбается, чувствует себя счастливым и голодным.
Она смотрела на него и на его сон и, впервые, у её свободного чистого вкуса любви и бодрствования появлялась горечь.
— Ты будешь что-нибудь? — радостно спросил он.
— Нет, спасибо.
— Что, совсем ничего? И зачем мы здесь?
— Не так-то просто найти проснувшегося во сне, но мы уже близко, я чувствую, что мы уже рядом.
— Думаешь это он? Откуда ты можешь знать?
— Это ощущение… Вот, когда человек устал и хочет спать, он ложится, да, укладывается поудобнее, закрывает глаза, начинает сопеть, ему тепло и удобно… есть несколько томных секунд расслабления, перед самым моментом засыпания, вот это неуловимое, когда ты точно знаешь, что заснёшь. Представляешь?
— Ну конечно, очень похоже, ха-х, представляю.
— Вот, тоже самое, только ты не устал и не засыпаешь, а чувствуешь прилив воли и приближение чего-то большего, чем сейчас, и точно знаешь, что очень скоро опять проснёшься.
— Ничего себе!
— Не говори так, пожалуйста.
— Как?
Она положила свою руку на его кисть на столе, он достал руку вместе с меню, подмигнул ей и уставился в список блюд.
— Оставь…
— Что?
— Оставь, он уже рядом. Нам нужно идти.
5
— Почему ты здесь?
— Нам…
— Нет. Почему ты здесь? — грубо прервал её человек, которого они отыскали во сне.
— Мы…
Он отрицательно покачал головой и поднял руку останавливая её речь. Она растерялась.
— Почему Ты, здесь? Ты.
— Я…
— Она даже ничего не поела, — отозвался спящий партнёр, не придавая этой встрече и разговору хоть какого-то важного значения.
— Я… я не понимаю, вы же знаете, точно знаете, что нам нужно проснуться. Я вижу, что вы не спите.
— Хорошо, как вы сюда попали?
— Мы проснулись, вместе, как всегда. Проснулись тут, в этом сне, в этом мире.
— Хорошо, а что вы делали до того?
— Что мы делали?
— Что вы делали, в общем, как цель, миссия.
— Мы… мы будили людей, по пути, к следующему пробуждению.
— Каких людей?
— Ну, каких людей, обычных…
— Каких? Каких людей вы будили?
— А, спящих, спящих людей.
Человек улыбнулся и посмотрел на мужчину стоящего рядом с ней. Мужчина рассматривал деревья, улыбался, не особо вслушиваясь в разговор. Просто был, просто был рядом.
— А они хотели проснуться? Люди, которых он разбудил?
— Ааа, — всё, что смогла она выдохнуть от этого удара, который постиг её вопросом и осознанием.
— Люди, которых вы пробудили, они стремились проснуться? Искали этого?
— Ааа, — она пожала плечами.
— Отвечай, как есть…
Она молчала, испугавшись ответа на вопрос.
— Конечно нет, конечно не хотели. Я помню, помню все предыдущие сны, помню, практически всех, кого мы встречали. Но это место, это реальность, я не чувствую этот мир сном, он для меня настоящий. Я проснулся, но при всём представлении, при всей памяти, я знаю, что отсюда проснуться не смогу… всё настоящее.
Челов кивнул и улыбнулся.
— Что ты говоришь? Это же сон? — вспыхнула она, — Как ты можешь?
— Не знаю, — ответил он, — я и здесь-то проснулся только благодаря тебе… Понимаешь?
Человек больше не улыбался.
— Я не понимаю, — сказала она.
— Он не сможет пойти дальше, — ответил человек.
Он снова взял её за руку. Ей хотелось кричать, хотелось плакать, бороться, хотелось отдать всю себя и свою жизнь ему.
— Что это? Как это… как это не сможет?! — она повернулась к нему, — Что ты говоришь? Что ты такое говоришь? Ты сам привёл меня сюда! Как ты… что с тобой! — она вырвала руку и начала трясти его за плечи, он ждал пока она успокоится.
Человек отошёл в сторону и присел на газон.
— Ты же знаешь, любой сон рано или поздно заканчивается.
— Смешно…
— Тебе нужно идти одной. Ты всё настоящее, что для меня осталось… Посмотри, это хорошее место. Мы ещё обязательно будем вместе.
— Как ты так просто… что это вообще…
Он обнял её и с усилием отстранился. Человек ждал.
— Просто не в этот раз, иди, ты же чувствовала, он поможет тебе.
— Ей не нужна помощь, — отозвался человек не поворачиваясь.
Она отошла на несколько шагов и он утонул в этом парке, утонул в зелени и ярком свете солнца, сливаясь со своей реальностью, погружаясь в сон. Мило. Он выглядит счастливым. Она подошла к Человеку и какое-то время просто стояла и смотрела на свою спящую любовь.
— А почему вы здесь? Вы же не спите.
— Просто проснуться не достаточно, — за это время перед человеком, откуда не возьмись, появилась стопка деревянных тарелок и ложки, одну из них он держал в руках и чем-то обрабатывал, — весь мир церковь, храм божий – человек. Моё место в этом мире.
— А почему этот сон стал для него реальностью? Почему он должен остаться в нём?
— Так бывает, когда ты делаешь чью-то реальность сном, и заставляешь проснуться, твой сон становится реальностью, рано или поздно.
— Но я люблю его.
— И он тебя любит, чего переживать. Любовь ищи внутри, иначе поиск заменит тебе любовь.
Она злилась, понимала, но чувствовала, что совсем скоро проснётся и всё это уже не имеет значения.
— А что там?
— Я не знаю, сейчас я здесь и тут остаюсь.
Всё стало пропадать, и злость, и любовь, всё слилось в единую ровную вибрацию внутри (все измерения, которые они проходили вместе, включая это, для кого-то последнее). Её тело стало телом света, вспыхнуло, последней вспышкой любви, и растворилось, покидая этот сон.